Москва патриаршая

Если Всехсвятский колокол словами Откровения Иоанна Богослова как бы благовестил грядущее Царство Небесное, то колокол Воскресенский призывал прийти и увидеть, как, согласно учению Церкви, посредством знамения и образа мы можем восходить к началам изображаемых истин, то есть к первообразам. Но надписи на колоколах мог прочесть не каждый. Поэтому в храме делаются особые надписи, доступные для прочтения. В первой из приведенных нами дается понять каждому, что алтарю искони усваивается значение «святилища тайны», престолу - значение Иерусалима, жертвеннику - Вифлеема, что символически духовно-таинственными значениями обладают и все другие богослужебные предметы. Отсюда каждый, посетивший «подмосковную Палестину», должен был, прочитав эту надпись, убедиться в том, что святые места, связанные с земной жизнью и подвигом Иисуса Христа, и с Его Небесным Царством, давно знаменуются в общепризнанной символике церковных предметов и священнодействий, что «подмосковная Палестина» поэтому является закономерным развитием этой символики. В ней образы земной и горней «обетованной земли» только вынесены из алтаря, где они знаменовались прикровенно, лаконично и расположены на местности явно, в виде, приближенном к их первообразам. И поскольку алтарь есть образ алтаря («храма») Небесного, где «Агнца как бы закланного» (Откр. 5, 6) Иоанн Богослов видит «на престоле», то и весь комплекс святых мест никоновского Нового Иерусалима, «вынесенных» из алтаря, не может быть ничем иным, как образом, иконой и исторической Палестины и Царства Небесного одновременно.

Но чтобы окончательно убедить любого в том, что предприятие не является чем-то совершенно новым и потому чуждым Церкви, патриарх Никон должен сослаться на учение святых отцов об образе, что он и делает во второй указанной нами надписи.

Знаменательно, что обе надписи по внутренней окружности ротонды над Гробом Господним датируются 1666 годом. К этому времени в русском обществе уже вовсю шли споры о Новом Иерусалиме под Москвой. Некоторые упрекали Никона в «кощунстве» над святыми местами и названиями. Он вынужден был, оправдываясь, теоретически обосновывать и защищать свое предприятие. Особенно четко он сделал это в своем объемистом труде «Возражение или раззорение» на 30 вопросов, заданных боярином Симеоном Стрешневым Паисию Лигариду и на ответы Паисия. В 13-м вопросе-ответе была затронута тема Нового Иерусалима, и П. Лигарид писал, что есть только два Иерусалима: один на земле, другой на небе, а никоновский - это какой-то «третий» и потому незаконный. Отвечая на эти рассуждения, Никон начал с глубины иконографического учения православия. «Зриши, неправедный ответотворче, - писал он в адрес Лигарида, - како святии апостоли и святии отцы священными изображении и храмы, и жертвами и священными сосуды в писании умышлениих очи зрящих, воздвижет же ся теми ум к Боговидению. Якоже и Великому Василию мнится священными иконами ум на первообразное возводити». Далее патриарх убедительно показывает, что как не грешно переписывать Евангелие и другие святые книги, писать иконы, изображающие Рождество Христово, крещение, проповедание, вольные страдания, воскресение и разрушение ада, так же не грешно, если бы «и самого того Иерусалима кто бы по образу, но во славу Божию святое ограждение создал на видение приснопамятного того Иерусалима, в нем же спасительные страсти нашего ради спасения содеяшаяся... да аще града от первообразного создати беззаконно есть?» Далее патриарх Никон говорит, что нет разницы между образом написанным (то есть иконой в привычном, узком смысле слева) и образом, созданным «воображением святые вещи», ибо и то, что является иконами, и то, что является храмами и жертвенниками, «повсюду от первообразных размножишася»645. Никон нигде не говорит, что создает только храм по образу храма Гроба Господня, но называет свое строительство «святым ограждением» или прямо - «градом».

Далее патриарх обращается к догмату кафоличности (соборности) Церкви. Он говорит, что Новый Иерусалим назван так по подобию древнего, который продолжает существовать (Никона упрекали, что он как бы «упразднял» палестинский Иерусалим). Но святейший утверждает, что «Церковь не привязана к месту» и, хотя рассеяна по разным странам, «но есть едина»646. Это значит, по логике мысли патриарха, что подобие Иерусалима, создаваемое в какой-либо части Вселенской Церкви, в данном случае в России, обладает тем же благодатным значением и силой, что и палестинский Иерусалим, поскольку плоды спасательного подвига Христа могут и должны усваиваться верующими в любой части мира, а не только теми, кто живет в палестинском Иерусалиме.