Москва против Орды. Дюжина ножей в спину евразийству

К Казимиру с объяснениями обратился также лично мурза Эминек: «Казимиру королю одъ Аминяка поклонъ. Ино о добротахъ есте Азбабу позвавшо узя, ино и мы Азбабе рокъ есмо вчинили; ино тотъ рокъ Азбабе минулъ, а онъ не приехалъ къ намъ. Ещо къ цару Ахъмату отъ васъ посолъ пошолъ, такъ есмо слышали. И мы есмо мовили: нашъ посолъ замешъкалъ – у васъ вжо иная ачей дума сталася; на конь есмо уседши, войскомъ стояли своимъ. У томъ часе вашъ посолъ у Перекопа стретилъ насъ, как е [с] мо вжо войско нашо отъпустили, и войско нашо поехало: у нашомъ праве, до врочъного места не доехавъ, не вернуться. Н [и] не пакъ со мною у приязни у любьви усхочешь ли быти?»588.

Таким образом, набег крымцев на Подолию в 1480 г. был вызван недоразумением. Для Казимира он должен был оказаться неожиданностью, потому что дружеских отношений с Крымом он не разрывал, а значит и учитывать крымскую опасность при принятии решения об оказании помощи Ахмату не мог. 15 октября 1480 г. Менгли-Гирей подтвердил свою присягу Казимиру: «Во имя Божъе отъ Менъдликгирея Казимиру, королю брату, у сей мере присегнулъ есми: королю брате мой, мы которое словъ речомъ братъства и приязни повышати, а приятелю приятель, а неприятелю неприятель будучи, какъ король къ моему приятелю приятель, а къ неприятелю неприятель будетъ, а я къ его приятелю прыятель, а къ неприятелю неприятель маю быть. Такъ-же я, Менъдликгирей царь, Казимира, короля брата моего, приятелю приятелемъ маю быть, а неприятелю неприятелемъ. А еще мне, Менъдликгирею, Казимиръ, король братъ, коли на своей присязе стояти будеть, потомъ я, Менъдликгирей царь, Казимира, брата моего, людемъ и землямъ его, и водамъ, коли бы мело што статися, я и царство покину, а лиха не дамъ вчинить отъ мене и отъ братьи моее менъшое, и отъ сыне моего лиха не будеть»589.

Казимир занял очень осторожную позицию ещё в апреле 1480 г., во время мятежа братьев Ивана III. Борис Волоцкий и Андрей Углицкий обратились тогда к литовскому великому князю с просьбой о посредничестве в разрешении спора со своим старшим братом: они «поидоша к Литовскому рубежу. И пришедше, сташа в Лоукахъ, а х королю послали, чтобы ихъ оуправилъ вь ихъ обидахъ с великимъ княземъ и помагалъ»590. Просьба эта основывалась на завещании Василия II, по которому русский великий князь поручил своих детей опеке Казимира: «А приказываю свою кн (я) г (и) ню, и своег (о) с (ы) на Ивана, и Юрья, и свои меншие дети брату своему, королю польскому и великому кн (я) зю литовъскому Казимиру, по докончалнои нашеи грамоте, на Б (о) зе и на нем, на моем брате, как ся оучнет печаловати моею кн (я) г (и) нею, и моим с (ы) номъ Иваном, и моими детми»591. Под «докончальной грамотой» здесь имеется в виду соглашение, заключённое между Василием и Казимиром 31 августа 1449 г., в котором, в частности, говорилось: «А учынить ли Богъ такъ, мене Богъ возметь зъ сего света наперед, и ты останешъ жывъ, а тобе моимъ сыном, кн (я) земъ Иваном, печаловатисе, какъ и своими детьми, и моими детьми меншыми»592. Однако Казимир отверг просьбу братьев Ивана III о посредничестве, предложив только убежище для их жён на литовской земле: «И король имъ отмолвилъ, а княгинямъ ихъ далъ на избылище городъ Витебескъ»593.

В чём же заключалась причина такой нерешительности Казимира во время мятежа Бориса Волоцкого и Андрея Углицкого и последовавшего за ним похода Ахмата? Польские хронисты объясняют её страхом перед военной мощью Руси: «О стоянии на Угре и позиции, занятой в связи с этим польским королем Казимиром, у Стрыйковского имеется рассказ, лишь в немногих подробностях находящий соответствие у Длугоша. Это соответствие относится к известию о том, что Казимир, несмотря на совет литовцев, не пошел на встречу с Ахматом, опасаясь могущества московского князя»594. Согласно Яну Длугошу, когда после покорения Новгорода Иваном III знатные литвины «захотели против него использовать оружие, Казимир посоветовал им отказаться от подобных замыслов, не вставать на путь войны, предостерегая, чтобы они сами, не имея опыта, не выступали легкомысленно против вождя, славного многими победами, обладающего огромной казной, не заручившись присылкой со стороны Польши опытного войска, чтобы они не возлагали больших надежд на русинов, принадлежащих Литве, которые из-за религиозных различий были им враждебны, чтобы хорошо знали, что если с Москвой захотят помериться силами, то скорее добьются своего поражения, чем победы. И послушали этих советов наиболее рассудительные из литвинов, признав, что король говорил правду»595.