Москва - столица

Открытие памятника императору Александру III перед храмом Христа Спасителя. 1912 г.

Скульптурные работы были несколько сдвинуты во времени, потому что значительная часть их находилась на наружных стенах, — они велись с 1846 до 1863 г. Тридцать три рельефа А.В. Логановского, чьи работы привлекли внимание А. С. Пушкина и отмечены его четверостишием «На статую мальчика, играющего в бабки». Добрый знакомец поэта Федор Толстой, скульптор и медальер, автор медальонов, посвященных 1812 г., и дверей храма-памятника. Подобно Логановскому, трудившийся над рельефами скульптор и один из первых русских историков искусства Н. А. Рамазанов, написавший в своих «Материалах для истории художеств в России»: «Долг наш хотя бы теперь не дать замереть преданиям о наших стариках». Современники восхищаются его бюстами И.А. Крылова, А.Н. Островского, М.С. Щепкина, Федора Толстого, И.И. Панаева. Снимает он и посмертную маску Н.В. Гоголя, которая позволяет ему сделать портрет писателя.

О работах мастеров для Храма Христа стало не принятым говорить еще и потому, что в них видели главным образом способ заработать большие деньги, особенно трудно достававшиеся молодым. Тем неожиданнее оказываются факты. Не приобрел здесь состояния М.А. Чижов, автор известных скульптур «Крестьянин в беде» и «Татьяна». Осталась в самых затруднительных материальных обстоятельствах семья Н.А. Рамазанова, умершего через 4 года по окончании работ от простуды, полученной в Манеже, где он готовил выставку для Румянцевского музея. В том же году Академии художеств пришлось хоронить за свой счет П.К. Клодта, создателя конных групп на Аничковом мосту Петербурга и памятника И.А. Крылову в Летнем саду. «Он бескорыстен, чист душой, скромен и только от других узнает, что его работы достойны хвалы и уважения», напишет о нем еще при жизни художника критик Н.И. Греч. П.К. Клодт открывает тайну своих товарищей по искусству: работа для Храма Христа была для каждого из них приобщением «к великому памятнику народного долга и любви к родной земле».

Вид из окна Практической академии на Воспитательный дом и храм Христа Спасителя. Фото Н.М. Щапова. 1899 г.

В годы Первой мировой войны рождается идея создания во Всехсвятском — нынешнем поселке Сокол — кладбища-памятника для погибших на фронте солдат и сестер милосердия. На 11,5 десятинах векового парка Маврокордато, в Песочном переулке, проектируется ансамбль церкви с примыкающими к ней галереями. В одной из галерей должны были разместиться материалы о ходе войны, в другой — на вечное хранение военные трофеи. В феврале 1915 г. кладбище было открыто, и на нем, рядом с временной часовней, произведены первые погребения. Среди них — героически погибшей 19-летней сестры милосердия 1-го Сибирского отряда Всероссийского союза городов О.И. Шишмаревой, студентов Московского университета, воспитанников московского Алексеевского военного училища.

Но скольких можно было довезти до Москвы! Для большинства прах близких оставался на неведомых полях. И стихийно сложившийся обычай — в Москву приезжали со всех концов, чтобы, отслужив панихиду в Храме Христа Спасителя, на его же стенах написать родное имя. От руки. Как получится. Фамилия, год рождения и день гибели, иногда слова прощального привета. Никто не запрещал, не препятствовал. Все понимали — в этом храме не могло быть иначе. Семьдесят с лишним лет мы не говорили об обычае, который впоследствии заменил огонь Вечной славы у могилы Неизвестного солдата.

В храме, который возведен сегодня из железобетонных конструкций, нет вдохновенного труда ремесленников и художников, старательно подбиравшегося со всей России материала, подлинников живописи и скульптуры. Новая церковь может стать только памятником нашего желания, но не способности воссоздать прошлое.

МОЯ ОСТОЖЕНКА

Он словно обмолвился в разговоре со своим учителем Павлом Петровичем Чистяковым: «ласковая улица». Ласковая для него, молодого художника В.И. Сурикова, приехавшего сразу после окончания Академии художеств работать над заказом для храма Христа Спасителя и остановившегося на ней? Или скорее ласковая для каждого — с сохранившимся в названии запахом кошеных трав, простором заливных лугов, близостью реки в низких песчаных берегах, к которым убегали извилистые протоки переулков? Четыреста лет назад здесь были отведены покосы для царских конюшен: от дворцового села Семьчинского тянулись к Москве-реке пойменные Самсоновские луга. Это было тем удобнее, что кругом размещалась старая Конюшенная слобода — памятью о ней остался Староконюшенный переулок, а ближе к Крымскому броду — прозванная Стадной слобода конюхов. Стадным когда-то назывался и нынешний Кропоткинский переулок. Остожье — то ли размер луга, с которого накашивали стожок, то ли ограда вокруг стога. И так, и так — Остоженка.