Москва - столица

«И вовсе не моя это догадка. За примером ходить недалеко. На углу Скатертного и Хлебного переулков на фасаде дома надпись: «Милосердие есть движение душевное, подвигающее на доброе действие». Конечно, — была. Прежде, когда дом принадлежал церкви Бориса и Глеба, что на Поварской, там клир жил, и богаделенка приходская помещалась то ли на шестерых, то ли на четверых старушек. Мысль тут хорошая была: чтобы приход одной семьей жил. В семье ведь и здоровые, и молодые, и больные, и старые — все перед глазами. Из памяти не вычеркнешь. Нет, из совести...»

«Кто занимался благотворительностью? Не думайте, что одни миллионеры или очень состоятельные люди». В руках Марии Никитишны очередная открытка из комода. Мясницкие ворота. Московское училище живописи, ваяния и зодчества — не нынешнее, для высоких посещений и элиты, а каким было задумано — для самых малоимущих, «из народа». Напротив — окруженный конными упряжками Почтамт. Под поздравительными строками подпись: «С. Тютчева» и обратный адрес: Средний спасский переулок, дом Носова.

«Вот возьмите — Софья Ивановна Тютчева, фрейлина Двора, внучка поэта, дочь Ольги Николаевны Путяты, которая в приданое получила Мураново. Они там все вместе жили — и Ольга Николаевна, и Федор Иванович, и Николай Иванович, и сама Софья Ивановна. У всех придворные чины, но деньги совсем небольшие, а все равно милосердием занимались.

Федор Иванович, камер-юнкер, был в Попечительстве над учащимися в Москве славянами. Было такое после русско-турецкой войны. Николай Иванович, церемониймейстер, — в Совете Иверской Общины сестер милосердия, что в начале Большой Полянки. А Софья Ивановна — в Московском Комитете Красного Креста. Мы еще с ней постоянно в Елизаветинском благотворительном обществе встречались.

Елизаветинское — по имени великой княгини Елизаветы Федоровны. Сколько она детских приютов устроила по всей Москве и Московской губернии! И для младенцев, и для дошкольников, и для школьников. Я работала в Елизаветинском приюте имени великой княжны Ольги Николаевны — в Старо-конюшенном переулке, в собственном доме. Ребят по тихомировской методе грамоте учила, Божьему миру, что вокруг них. За рукоделием следила — ему с самого малого возраста девочек начинали обучать, чтобы в плоть и кровь вошло.

А еще одна тютчевская сестра, Екатерина Ивановна, была замужем за секретарем великой княгини Василием Евгеньевичем Пигаревым. Сын их потом много лет в мурановском тютчевском музее директорствовал. В Трубниковском переулке находилось Общежитие Елизаветы Федоровны для юных добровольцев, попечителем которого выступал Василий Евгеньевич. Там приют давали мальчикам — участникам войны, помогали вернуться к родителям, сиротам — получить образование и занятие...»

На замужество княжна Марья решилась поздно — без малого сорока лет. Считала, что с близким человеком должно быть прежде всего интересно. В отношении Ивана Егоровича Гринева не колебалась. Его необычность обращала на себя внимание многих. Коренной москвич, хотя из рода служилых ярославских дворян, он в юности увлекся театральным искусством. Стал учеником знаменитого театрального декоратора и постановщика московской казенной императорской сцены Карла Вальца. А сделал такой выбор потому, что мальчишкой увидел поставленный Вальцем в московском увеселительном саду «Эльдорадо» на Новослободской праздник «Ночь Графа Монте-Кристо». По случаю первого и последнего приезда в Москву Александра Дюма-отца.

Мать не стала слишком возражать. Недавно потеряв мужа, она предпочла разделить между детьми — сыновьями Иваном и Василием и дочерью Ираидой — причитающуюся им часть наследства. Дальше каждый решал за себя сам. Ираида Егоровна вышла замуж за старшего маклера московской Хлебной биржи, но очень скоро открыла и собственное дело — посредническую контору по продаже крупной недвижимости, стала едва ли не первой в России женщиной-маклером. Василий Егорович стал присяжным поверенным, занимался преимущественно городскими делами, был гласным Городской думы и многие годы председателем сословия, попечителем Покровской богадельни на 1100 мест. Вместе с сестрой они стали застраивать подмосковную станцию Лосиноостровская и благоустраивать новый поселок. От былых просторных, богато украшенных резьбой дач до наших дней сохранилась только одна — у железнодорожного полотна, — получившая статус памятника.

Еще недавно старые москвичи помнили так называемую Гриневскую крепость — уголок городской земли между Верхней Красносельской и линией Ярославской железной дороги, вокруг постепенно сокращавшегося в размерах Красного пруда. Здесь семье Гриневых принадлежали многие участки. Один из них был пожертвован Алексеевскому монастырю под кладбище.