Москва - столица

В.И. Качалов вспоминал: «Два лица запомнились мне в эту минуту: лицо Евгении Яковлевны, матери А.П. Чехова, и Горького. Они оказались рядом у катафалка. В обоих лицах, как-то беспомощно по-детски зареванных, было одно общее выражение какой-то, мне показалось, физически нестерпимой боли, какой-то невыносимой обиды...»

И невольно всплывали в памяти слова из одной из последних работ Чехова — «Невесты» о будущем, о той новой жизни, которая должна наступить: «Главное — перевернуть жизнь... И будут тогда здесь громадные великолепные дома, чудесные сады, фонтаны, необыкновенные, замечательные люди...»

КНЯЖНА МАРЬЯ

...В наступившей жизни мне представляется главным сохранить человеческое достоинство. Все житейские неурядицы в конце концов можно претерпеть. Настоящая беда наступит, если забудем об этом.

Из письма М.Н. Гриневой-Курбатовой, 1937

...В добрые минуты она готова была чуть подшучивать над унаследованным от отца титулом: князья-то князья, вот только без княжества. Благополучие закончилось вместе с отменой крепостного права, а сама она родилась на следующий год после указа Александра II и с трудом припоминала вскоре исчезнувшее большое поместье под Харьковым. Просторный дом с вздувавшимися, как парус на ветру, полотняными занавесками на открытой террасе, с цветущими плетями огненно-рыжих настурций у широкой лестницы. Уходившую в пшеничное поле аллею вековых тополей.

Отец, князь Никита Иванович Курбатов, и раньше был причастен к ведомству путей сообщения, как тогда говорили. Теперь ему пришлось принять должность начальника станции Ромодань. Мать, княгиня Татьяна Ольгердовна, выпускница Харьковского института благородных девиц, так и не сумела приспособиться к провинциальному укладу жизни. В памяти младшей дочери она осталась вечно сидящей в камышовом кресле-качалке с последним номером журнала в руках — их выписывалось множество — и неизменной тоненькой длинной дамской папиросой — пахитоской. Княгиня оживлялась только когда закладывали бричку для очередной поездки в гости, в одно из соседних поместий, или когда знакомые собирались в доме.

Две тысячи населения не позволяли Ромодани называться даже городком — просто железнодорожная станция, правда, с почтовым отделением, сберегательной кассой и элеватором (в округе шла бойкая торговля хлебом). Княжна посмеивалась, что вообще-то «ромоданью» на Украине назывались все шляхи, по которым тянулись чумацкие обозы на юг — за рыбой и солью, а зачастую и стоявшие по ним постоялые дворы. Вместе с народными песнями то была далекая история.

Историю часто вспоминали в курбатовском доме. Память младшей княжны на всю жизнь удержала подробности о временах Ивана Грозного, когда ездил в составе посольства к польскому королю дьяк Тарас Курбат Григорьевич, награжденный за верную службу большим поместьем. О Смутном времени, когда сын того Курбата — Иван Тарасьевич Курбатов — ездил с посольствами, был жалован думным дьяком и Лжедмитрием, и боярским царем Василием Шуйским, и Михаилом Романовым. Вот только с патриархом Филаретом, подлинным правителем Московского государства, Курбатов-младший почему-то не поладил, за «непослушанье, упрямство и самодовольство» был сослан, но после кончины владыки был возвращен в Москву царем Михаилом, получил в свое ведение Посольский приказ — все иностранные дела государства — да еще и государственную печать, стал «печатником». Умер Курбатов в великом почете, перед смертью постригся под именем Иоиля в Троице-Сергиевом монастыре, а душеприказчиками его были ближайшие родственники царицы Марьи Ильиничны Милославской, матери царевны Софьи, — ее дед и отец.

В каждый свой приезд в Москву князь Никита Иванович непременно отправлялся с Машей в Троице-Сергиеву, служил молебен у погребения инока Иоиля, считавшегося заступником всей семьи, поминал и остальных хоронившихся в монастырских стенах предков. Этому обычаю младшая княжна сохранила верность до конца своих дней — во всех жизненных неустройствах искала поддержки у «дедовских гробов». Кстати, оба первых Курбатова имели прозвище Грамотиных. Потомки инока так и разделились — на Грамотиных и Курбатовых. Дома, в Ромодани, висела вся почерневшая копия хранившегося в Московском Архиве иностранных дел портрета с подписью на обороте: «Курбатов-Грамотин».

Но князя Никиту Ивановича привлекала и совсем недавняя история. Недалеко от Ромодани находились знаменитые Кибинцы, поместье богатейшего вельможи екатерининских времен и дальнего родственника Гоголей-Яновских Д.П. Трощинского с богатейшим собранием живописи, скульптуры, музыкальных инструментов, книг. Вельможи давно не было в живых. Собрание мало-помалу исчезало, и когда наследники решили пустить остатки с молотка, это оказались и в самом деле всего лишь жалкие остатки. На распродаже больше всего охотников нашлось на обстановку большого барского дома. Никита Иванович предпочел потратить все свободные средства на «домик Гоголей».