Грядущее пришло жилищным уплотнением, всесильным Швондером, холодными квартирами, бурными дискуссиями, первыми расстрелами, всплеском авангарда. Оказался разрушен старый буржуазный мир с его маленькими радостями, чаепитиями, поездками на дачу, неспешным обсуждением общественных проектов. Большевики, разом изменившие социальный и политический портрет России, в 1918 году вернули Москве столичный статус. Да, в Москве практически полностью остановилось строительство, но в недрах молодого авангардного искусства уже вызревал масштабный конструктивистский проект. Маяковский и Родченко, глотая чай с сахарином, рисовали «окна РОСТа», на улицах ставились гипсовые памятники революционным мыслителям, а Владимир Татлин делал макеты вращающихся башен.
Новая эпоха рисовала свои полотна широкими мазками, при этом отнюдь не превознося ценность отдельной человеческой единицы. Михаил Осоргин писал: «Нет, в те дни мы все-таки пили из полных чаш настоящее вино жизни. В нищете, в растерянности быта, в неуверенности дня и ночи, в буче важного, ничтожного, грозного, смешного, в грохоте разрушений и фантастических планах созиданий мы боролись за будущее, в которое, может быть, по инерции продолжали верить. Во всяком случае, мы жили необычайной, неповторяющейся жизнью – дух никогда не угасал. Не думаю, чтобы кто-нибудь из нас тогда мечтал променять эту жизнь на затхлость буржуазного покоя, на кофей с булочками, воскресный отдых, умеренные идеалы и их постепенное достижение. Вечно предстоя пропасти, мы все-таки жили в стране и в эпоху необычайных возможностей. Пляска смерти на богатейшей, плодоносящей почве, великолепные грозы, разливы великих рек, неожиданности пробуждений, – этого не выразишь ни словами, ни образами, это нужно было пережить в редком сознании каждым себя – страной и народом. Мне, европейцу, Европа вспоминалась безвкусным блюдом зеленого горошка под кисло-сладким соусом, старушкой в чепчике, чиновником на покое. Расширенными зрачками мы смотрели на нашу Россию, настороженным ухом ловили музыку будущего. В дикой какофонии рычания, плача и восторженности».
Ностальгия – чувство порой поддерживающее, но иногда деструктивное. Нынешние старожилы мечтают о Москве шестидесятых, когда широкое Садовое кольцо еще не изобиловало автомобилями, когда любой добрый милиционер отвел бы домой заблудившуюся девочку с красным шариком в руке. Обитатели Москвы нэповской вкушали шницель и понимали, что он не имеет никакого отношения к блюду 1913 года. Вельможи грибоедовской поры хвалили Москву Екатерины Второй, где еще только брали власть Кузнецкий Мост, Тверской бульвар и Английский клуб.
XXIV
Конец прекрасной эпохи
Москва дала воинам Первой мировой сотни госпиталей и лазаретов. Но еще нужно было позаботиться о том, где хоронить ушедших защитников империи. Революционная буря семнадцатого года отодвинула от простых россиян Первую мировую войну.
В советское время ее величали «германской» и «империалистической», хотя в публицистике Российской империи за войной закрепилось название «Вторая Отечественная». В нашей стране практически нет памятников первой исполинской бойне XX века, имена ее героев известны разве что студентам-историкам и специалистам. Приближение столетнего юбилея давало надежду на резкое изменение ситуации в лучшую сторону. Увы, никаких разительных перемен не произошло. Да, на Поклонной горе открыли очередной памятник, состоялось несколько выставок, выходили книги и документальные фильмы. Но для большинства горожан та война так и не приобрела сколь-нибудь зримых очертаний.
Главное московское памятное место о баталиях 1914–1917 годов находится в окрестностях станции метро «Сокол». В самый разгар войны здесь появился комплекс Братского кладбища. Некрополь долго служил главным местом воинских захоронений, но в 1930–1940-е годы обширную территорию сровняли с землей. В эпоху позднего сталинизма в районе современной Новопесчаной улицы началось активное жилищное строительство, дома здесь стоят в прямом смысле на костях. На обширном участке, уцелевшем от застройки, разбили парк. Каждый день здесь гуляют пожилые жители района, мамы с колясками, резвятся дети. Нет ничего удивительного в подобной пляске на костях – легче сказать, в каком месте столицы не было приходских кладбищ и некрополей. Но практически полное отсутствие мемориальных мест Первой мировой на карте города заставляет нас акцентировать внимание на этом факте. На полях сражений Россия оставила больше 2 миллионов человек, открыв печальный список отечественных потерь XX столетия.