Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны

На большее у художника, создававшего открытки для фабрики «Эйнем», не хватило фантазии, и он предпочитает в XXIII веке ездить в набившие оскомину «Яр» и «Стрельну»: «Красивая ясная зима 2259 года. Уголок «старой» веселящейся Москвы, древний «Яр» по-прежнему служит местом широкого веселья москвичей, как было и при нас 300 с лишним лет тому назад. Для удобства и приятности сообщения Санкт-Петербургское шоссе целиком превращено в кристально-ледяное зеркало, по которому летят, скользя, изящные аэросани. Тут же на маленьких аэросалазках шмыгают традиционные сбитенщики и продавцы горячих аэросаек. И в XXIII веке Москва верна своим обычаям».

Красная площадь превратилась в высокотехнологичный рай: «Красная площадь. Шум крыльев, звон трамваев, рожки велосипедистов, сирены автомобилей, треск моторов, крики публики. Минин и Пожарский. Тени дирижаблей. В центре – полицейский с саблей. Робкие пешеходы спасаются на Лобном месте. Так будет лет через 200». На Театральной площади тоже не спрячешься от железных экипажей: «Театральная площадь. Темп жизни усилился в сто раз. Всюду молниеносное движение колесных, крылатых, пропеллерных и прочих аппаратов. Существовавший еще в 1846 году Торговый дом Мюр и Мерилиз в настоящее время разросся до баснословных размеров, причем главные отделы его соединены с воздушными железными дорогами. Из-под мостовой вылетают многочисленные моторы. Где-то вдали пожар. Мы видим автомобильную пожарную команду, которая через мгновение прекратит бедствие. На пожар же спешат бипланы, монопланы и множество воздушных пролеток». Будущее Москвы в XXIII веке рисовалось весьма хаотическим. Живые люди редко попадались среди механизированных чудовищ, прообразов монорельса и метро. Вряд ли такой город смог бы обеспечить гармоничное существование человека, правильно распределил бы груз зеленых, жилых, промышленных районов. И если Москва 1910-х годов не очень сильно пеклась о «славе прабабушек томных», то железная поступь будущего оставила бы от нее сущие рожки да ножки.

Волнующими представлялись и отношения города с ближайшими окрестностями. Москва окружила себя плотным кольцом пригородов. К Первопрестольной вплотную приближались несколько волостей Московского уезда – Ростокинская, Всехсвятская, Выхинская, Нагатинская, Царицынская, Зюзинская, Голенищевская, Хорошевская. Население всего уезда на рубеже веков перевалило за 160 тысяч. Работу большинству жителей давала Москва – они трудились на фабриках, снабжали дачников продуктами, занимались ремеслом. В 1909 году в городские школы ходило 1833 ребенка, формально проживающих в пригородной местности. Выезды пожарных в Подмосковье обходились в 66 тысяч рублей ежегодно. «Часть московского городского населения под влиянием дороговизны квартир переселяется за город и освобождается таким образом от городских налогов», – отмечали представители власти. На земли, не входившие в состав города, приходилось тянуть трамвайные ветки. С другой стороны, Москва строила на губернских землях предприятия, необходимые, прежде всего, самой столице, водопровод, канализацию. Получается, что город и окрестные селения были связаны своеобразным симбиозом. Впрочем, когда в состав Москвы включались весьма доходные территории вроде Богородского или Даниловской слободы, земство протестовало[330].

Вхождение в состав крупного города автоматически взвинчивало цены на жилье, и население устремлялось еще дальше. В 1912 году московские земцы изучают опыт Нью-Йорка, Лондона, Вены и приходят к выводу, что пригороды нужно сливать с Москвой не отдельными сегментами, а целым кольцом. Складывалась ситуация, когда муниципальные земли постепенно окружали территорию завода Гужона (современный «Серп и Молот»).

В 1915 году товарищ городского головы Брянский утверждал, что на благоустройство пригородов московской казне придется потратить 14–15 миллионов рублей: «Пригородные владения находятся по преимуществу в аренде малосостоятельных лиц, возведших на своих участках малоценные постройки с крайне перенаселенными квартирами. В пригородах отсутствует организация удаления с застроенных владений нечистот, а потому последние сваливаются в глубокие помойные ямы, в поглощающие колодцы, прямо на дворах, на улице, в соседние овраги и пруды. Остающиеся в пределах поселений нечистоты заражают воздух, почву и проникают в подпочвенную воду, которая затем через колодцы поступает на потребление населения. Это вопиющее неблагоустройство пригородов привело их территории в недопустимое антисанитарное состояние, порождающее среди местного населения чрезвычайную общую заболеваемость и непрекращающиеся заразные болезни». Война прервала вялую дискуссию, и вновь к вопросу о расширении Москвы вернулись только в 1917 году, когда в состав города вошли земли вплоть до Окружной железной дороги.