Мост

– Потом сводишь меня в кафе, – царственно ответила Эля, – отработаешь. Иди.

– Заметано, – кивнул блондин и исчез.

Эля потянулась и чуть не расхохоталась в голос.

Свобода!

Она расплатилась карточкой и дунула в ближайший магазин электроники – восстанавливать симку и покупать новый телефон. Все остальное потом.

Тут же в метро на едва подключенный смартфон обрушился коллективный вопль «Эля, где ты шляешься?», так что она лихорадочно копипастила во все лички «пардон, романтическое приключение, все расскажу позже», пока не добралась до сообщения трехдневной давности от соседки: «Твою комнату обыскивают какие-то жлобы! Сломали замок!»

Ах вы… Ах вы… Эля помотала головой, смахивая волну ярости, и мотнула дальше.

«Ушли, в комнате срач. Эля, отзовись. Эля, ты жива вообще?»

«Кажется, они спиздили ноут. Эля, я не знаю, забирала ли ты ноут с собой, но его нет. Отзовись, как сможешь».

«Ну, – подумала умная Эличка, – что о ноуте плакать, когда машину где-то на МКАДе раздербанили. Крепись, голубка, если с терабайтником все в порядке, твой ноут этих тварей не утешит… А Мика купит новый. А вот домой идти не торопись. Иди в кафе, выпей кофе, ответь на все мессаги и соберись с духом».

И, хотя Эля именно так и сделала, дома ее все же прорвало. Собирая раскиданный по всей комнате шмот, она подняла одинокую бирку и с недоумением крутила ее в руках, пока не сообразила, что́ держит в руках. Это от ненадеванного лифчика.

От лифчика.

Они спиздили лифчик.

Лифчик!

Она орала, как последняя базарная баба, так, что даже сосед сверху перестал сверлить – то ли принял на свой счет, то ли заслушался. Слезы брызгали во все стороны пополам со слюнями, она размахивала руками и топала, как будто ей три года и ей не купили мороженку.

В дверях замаячил соседкин бойфренд.

– Политика? – спросил он понимающим голосом. – Ну так, того, понятный риск.

– Да кого там политика, – внезапно успокоившись, сказала Эля, – бизнес, мля. Нормальный московский бизнес. Завтра поеду смотреть, что у меня с машиной. Нальешь чего?

– Кофе с коньяком, – сказал он, – и Анька купила какой-то продвинутой соли для ванны, никаких веществ внутрь не надо, выползаешь из воды счастливой медузой. Как такое?

– Дай-ка просто коньяка для старта, – решила Эля и двинула на кухню.

Соседка уже стояла на табуретке и копалась в открытой полке самого верхнего шкафа, где они по совместному решению хранили бухло. Эля посмотрела на нее, и тут ее осенило.

– Ань, – вкрадчиво сказала Эля, – Анечка, ты ж психолог.

Аня покачнулась на табуретке, но не упала, а выдернула с полки початую бутылку «Талламор дью» и спрыгнула.

– Запрос вижу. Вань, уйди.

– Да не надо. Наоборот, разлей на троих.

– Что с тобой было-то? – спросил Иван, доставая стопки.

– Что со мной было, то фигня по большому счету и понятно. Проблема в том, чего со мной не было, а я это видела.

Эля вздохнула, махнула без закуси полста вискаря и стала рассказывать про девочку, у которой было двадцать шесть старших братьев, дядя-капитан, и всю эту ерунду, которая поселилась у нее в голове и не собиралась выписываться.

* * *

– Прямо сразу, как появляется возможность, надиктовывай мне по корабельной связи, если еще что увидишь. Никто ж не знает, почему программа тебя разбудила. Может, именно ради этих твоих ясновидений.

Я фыркаю. Но, «мозгоправ прав», как говорится. Разумные люди, особенно после холодной отлежки, слушаются мозгоправа беспрекословно. Опять же, «все нештатное неси командиру», а уж куда нештатнее-то, нелепые сны наяву.

Валуеву все знают. Она работала мозгоправом, еще когда я не родилась. Валуеву будят, сказал «Гвоздь», на неделю раз в три года, она консультирует своих аспирантов и ложится назад. Внештатно ее поднимали восемнадцать лет назад, еще по пути к Земле, когда у дежурного офицера от страха тяжко оторвало крышу и его ловили всем неспящим составом по уровням и трюмам. А так постоянно по очереди дежурят трое мозгоправов помладше, собственно, аспиранты. Пока висели под моргающим щитом, дежурили, наверное, все. Очко играло, поди, у всего состава.

Сейчас Валуева медленно постукивает сигаретой по краешку пепельницы. Я завороженно смотрю, как дымок исчезает в вытяжке комнаты. Пожарная сигнализация у Валуевой в кабинете отключена раз и навсегда. Наверное, поэтому ее и не будят без особой необходимости.

Валуеву почему-то крайне интересуют технические характеристики той постройки, на которой там все происходит. И карты ей по памяти перерисуй, и общий вид с лодки. И всю родню нарисуй, кто кому кем.

Мою семью она держит развернутой на экране: видимо, готовилась. Я бы на ее месте тоже почитала досье, прежде чем вызывать на собеседование военнослужащего, ради которого меня подняли. Фотографии всех моих матерей со знакомой отметкой процента генов каждой. Я мысленно подмигиваю им и отворачиваюсь.

– Записывай время и длительность, – инструктирует меня Валуева надтреснутым голосом и постукивает длинным ногтем по столу.

– Да, мэм, – отвечаю я.