Мосты в бессмертие

Бензин оказался на исходе, когда фары «мерседеса» осветили потемневшие от времени прутья плетня. Эдуард выскочил наружу. Он лишь перчатки удосужился натянуть. И кобуру, и фотоаппарат – все оставил на сиденье. Аврора заглушила мотор и принялась ждать. Она слышала, как поет ветер в верхушке одинокого тополя, осенявшего стройной кроной коническую кровлю беленькой хаты. Чуть в стороне, за плетнем, белели и другие строения. Аврора приоткрыла дверь, вздохнула полной грудью морозный, пропитанный ароматами степи воздух. Попахивало свежим навозом. Значит, где-то здесь обитает скотина. У скотины есть заботливые хозяева, которые дадут им стол и кров. Аврора представила себе румяный каравай ржаного хлеба, хозяйку в белой сорочке, открывающей стройную, загорелую шею, хозяина, украшенного пышными усами…

– Эй, паненка, – сказал кто-то хрипловатым, низким голосом. – Там товарищ как это? Что-то говорит, но я не знаю, как объяснить… немецкий язык…

Аврора вздрогнула, хотела уж испугаться да передумала, потому что из темноты к ней вышла женщина. Она пыталась говорить с Авророй на немецком языке, и ей это удавалось чрезвычайно плохо.

– Нам бы поужинать и переночевать, – отозвалась Аврора. Она попыталась надеть на лицо самую любезную из своих улыбок.

Хозяйка степного хутора не очень-то соответствовала представлениям Авроры, но все равно была по-своему красива. Шея у нее и вправду оказалась длинной и смуглой. Она не закрывала ее ни платком, ни шарфом. Казалось, и мороз, и ветер – все ей нипочем. Однако голову ее покрывал черный платок с бахромой, намотанный причудливо, на манер турецкой чалмы. На хозяйке была надета ватная куртка, красная юбка до колен и короткие, подшитые кожей сапоги из валяной шерсти.

– Улька-улька-улька-улька-улька! – запричитала темнота прокуренным баритоном. – Где ты, Улька? Тут немчик сам не свой, вот-вот веревки развяжеть. Надо бы его получше повязать, не то…

Сердечко Авроры на миг замерло, потом дернулось подобно плененной птахе, подпрыгнуло к горлу.

– Что с тобой, милая? – женщина склонилась к ней, и Аврора увидела совсем близко ее черные, глубокие глаза. – Нешто по-русски лучшее понимаешь, нежели на родимом наречии?

Она внезапно извлекла, подобно факиру, из ниоткуда, большую киянку. Аврора в последний миг вспомнила о пистолетной кобуре, лежавшей рядом с ней на пассажирском сиденье.

* * *

Аврора разлепила глаза. Голова гудела, как после знатной попойки на именинах у кузена Януша. На миг ей показалось, будто она ослепла, и Аврора попыталась потереть веки кулаками. Руки оказались неимоверно тяжелы, запястья болели. Она снова попыталась поднести руки к лицу и услышала, как звякнула цепь. Она скована! Тогда Аврора попыталась пошевелить ногами. Ступням было холодновато, и она уразумела: ботинок нет, но чулки на ней, и на лодыжках, поверх чулок, надеты кандалы. Аврора попыталась сесть, и это ей удалось. Результатом недолгих исследований явились следующие открытия: они оба, и Эдуард, и она, сидели в темном подвале, едва освещаемом маленьким оконцем, расположенным под потолком. У подвала низкий потолок и каменный пол. Потолок подвала подпирают деревянные стойки, на которые опирается дощатый свод. Оба они скованы ножными и ручными кандалами. Концы цепей прикреплены замками к большому чугунному кольцу. Кольцо заделано в камни пола. У Авроры цепь длинная. Она может подобраться к оконцу. У Эдуарда цепь намного короче, но это и неважно, потому что Эдуард валяется на полу без чувств, а у нее ужасно болит голова. Ай, бедная ее голова! Сначала удар о ветровое стекло, а теперь еще эта баба с киянкой. Ой, да она же, наверное, не одна живет! Наверное, у бабы и муж есть, и другие родственники. Это они их притащили в подвал и заковали в цепи. Зачем? Аврора вдруг вспомнила досужие разговоры, слышанные ею еще в эшелоне. Там один майор рассказывал про чащобы под русским городом Гомелем и про партизан. Партизаны! Они в плену у партизан! Осторожно, стараясь не шуметь цепью, Аврора подползла к окошку. Она слышала негромкий шелест, переходящий в заунывное подвывание. Теперь она уже знала – так шумит в России ветер. Ох и тоскливое ж завывание, ох и ужасная страна! А холодно-то как! Стараясь не выдать себя, Аврора зажала рот рукой, пытаясь унять зубовный перестук. Снаружи кто-то ходил. Шаг человека был тяжел и неровен. Он явно хромал и что-то тихо бурчал себе под нос. Аврора прислушалась, пытаясь разобрать слова чужого языка.

– Ишь, Иван Ростиславич, гнида перекатныя…

– Гнида… – задумчиво повторила Аврора незнакомое слово и тут же снова зажала рот ладонями, потому что «гнида» не замедлила явиться. Цепи предательски звякнули.

– Здорово, Капитон, – проговорил хлипкий тенорок. – Правление приветствует тебя.

– И тебе привет, Иван Ростиславич, – был ответ.

Далее последовали шелест и возня. Очевидно, собеседники рассаживались.

– У нас падеж, – начал тенорок. – Кони гибнут от бескормицы.