– Та тащу себе, – уклончиво ответил связист. – Сказал себе с вечера: Менахем, ты должен-таки дотащить до товарищей проклятущий провод и вот тащу. Все тащу, хотя уж утро. А ты кто?
– К мосту иду…
– А я от моста…
– Тише! – Костя положил ладонь связисту на затылок. Тот дрогнул и замер, затих, забоялся. Косте сделалось тошно от его страха, захотелось сжать ладонь в кулак да так стукнуть по прикрытому каской затылку, чтобы в плешивой голове связиста зазвенели куранты.
– Кто это? – голова рядового Ивлева высунулась из-за кучи щебня. Костя облегченно вздохнул. Микола Ивлев считался в батальоне старослужащим. Прошедшим летом вместе с Фроловым он выходил из окружения. Проделал весь страшный путь от Киева до Подмосковья. Здесь, над Ростовом, Ивлев вышел из самолета следом за Костей.
– Чего разлеглись? Жив, Липатов? Кто это?
Связист поднял голову, улыбнулся. Видимо, рядовой Ивлев был ему знаком.
– Та это ж я, Менахем!
– Ливерпуль? Жив, пархатый?
– Сам ты хохол!
Ливерпуль поднялся. На его чумазом лице сверкала белозубая улыбка.
– Фролова видел?
– Та видел. И он меня видел. Так повидались.
– А других? – встрепенулся Костя. – Луценко, Верещагина…
– Да бог им в помощь, если не убиты, – просто ответил Ивлев.
– Та я много трупов видал. Лежат один на одном. Я в лица им не заглядывал.
– А ты? – Ивлев уселся рядом с ними, протянул Ливерпулю фляжку.
Менахем громко глотал, посапывал, утирал рукавом телогрейки рот.
– Не жадничай! – проговорил Ивлев. – Оставь воды-то. Чай не один ты еврей на свете.
– Та что ж мне пить? Это вы мыслите, что мы пьем кровь христианских младенцев. А мы, как все люди, пьем воду…
Но Ивлев уже вырвал флажку у него из пальцев, поболтал в ней воду, досадливо хмыкнул и заткнул пробкой.
– У нас большие потери… – Менахем Ливерпуль нахохлился, словно воробей, он сидел на усыпанном битым кирпичом склоне воронки. – Почти весь мой взвод выбили при высадке. Осталось семь человек, та я сам, та Рушайлов. Там, у моста с хода вступили в бой. Человек двадцать приземлились трупами… Потери в батальоне… Но когда пришел Фролов, все переменилось, да и с того берега поддержали огнем… Фролов пустил ракеты. А ты воды жалеешь несчастному еврею.
Словно подтверждая слова Ливерпуля, над руинами взмыла ракета. Ей ответили автоматные очереди и минометный залп. Минометы били из города, оттуда, где скрылся хвост военного эшелона.
Костя заволновался, принялся озираться.
– Что? – Ливерпуль печально улыбнулся. Он снова надел на голову каску, взял в руки катушку с проводом. – Если кругом смерть и разрушение – порядочному человеку уже не о чем беспокоиться. За него уже побеспокоились всякие злодеи. Мне сейчас туда надо… – Ливерпуль махнул рукой в сторону дымящихся руин. – Там Сан Саныч с ребятами, надо дать им связь.
– У нас приказ идти к мосту, – пробормотал Костя. – Мне только Гогу разыскать…
– А я с Ливерпулем пойду, – Ивлев взял из рук Менахема катушку. – Мне до Сан Саныча надо. Принимай, Ливерпуль, меня в подчинение…
Внезапно под завалами неподалеку от них что-то зашевелилось. Костя встрепенулся. Он обшаривал взглядом беспорядочные нагромождения кирпичей, пытаясь определить источник звука.
– Тут вокруг много людей, – прошептал Костя. – Много мертвецов…
– Да, и они таки пованивают! – Ливерпуль брезгливо поморщился.
– Но есть и живые…
Словно услышав костины слова, из недр руины прозвучал голос:
– Послушайте, выше высокородие-е-е-е…Прикажите вызвать санитаров. Я ра-а-анен…
Голос Телячьего Уха звучал заунывно-жалобно. Костя кинулся туда, где куски разбитой кирпичной кладки являли собой причудливую конструкцию, напоминавшую прибрежный утес. Там между кусков цемента валялось изломанное и обожженное тельце куколки – продавленное личико из папье-маше, бессмысленные стеклянные глаза, пухлый, перепачканный сажей рот.
– Дядя Гога… Гога! – звал Костя, расшвыривая голыми руками острые осколки.
У Телячьего Уха сильно пострадала кисть руки, оцарапана арматурой нога, слетела с головы и потерялась каска, обнажив плешивый, украшенный огромными ушами череп. На макушке синел огромный синяк, и Телячье Ухо неустанно тряс головой, стараясь, по его словам, разогнать мозговой туман и глазные искры. Серьезных ранений на нем не оказалось, зато жалобы лились нескончаемым потоком.
– Бежите до моста, – сказал Ливерпуль, поднимаясь. – Только бошки особо не кажите. Тут повсюду что ни кочка, то снайпер. И еще: держитесь развалин. В них безопасней…
– Тут смерть повсюду, – пробормотал Костя в спину уходящему Менахему.
– Та в уцелевших районах намного хуже, – Ливерпуль обернулся. – Там всюду мины. Снайпер сразу убьет, а мина покалечит. А безногому инвалиду что за жизнь? Лучше уж смерть…
Так они и расстались с Ливерпулем среди руин. Сначала шли вдоль железнодорожной насыпи в сторону реки. Здесь Телячье Ухо снял с убитого немца каску. Она оказалась ему как раз по голове.
– Ну вот, – вздохнул он, блаженно улыбаясь. – Молитвами немецкой богоматери цел останусь. Похоже, мы свернули на Комсомольскую улицу.
– Может быть… – Костя сверился с планом. – Мы уже совсем близко к точке сбора, но опоздали. Опоздали…