– Эй, Длинный! – позвал его Телячье Ухо. – А что я сильно шмякнулся?
– Не ори, – ответил Костя. – Вон, видишь розовый дом по ту сторону насыпи? Оттуда бил снайпер. Так что тише, не ори…
– Вот я думаю, – Телячье Ухо остановился. – Может быть, не Комсомольская улица, а? Где розовый дом?
– Дался он тебе… – с досадой ответил Костя, подталкивая его к полуразрушенной стене дома. – Давай, шагай по стеночке…
Но Телячье Ухо словно обезумел. Он бросился на насыпь и, борзо перебирая всеми четырьмя конечностями, принялся взбираться по ней. Время от времени он припадал на живот, прислушиваясь, или вытягивал шею, озираясь. Костя поспешил следом. Первый крупный калибр прилетел с противоположной стороны реки и ухнул в тлеющие руины далеко слева от них. Костя будто зачарованный смотрел, как огромные куски стен поднимаются в воздух. Как кружась и вращаясь, объятые лоскутами пламени, спаянные раствором цемента части кирпичных стен рушатся на пути. Второй снаряд упал чуть дальше, в северной части города. Они видели дымный, подсвеченный сполохами пламени столб, слышали грохот разрыва. Последующие снаряды падали все дальше и дальше к северу, и Костя, наконец, смог поднять голову.
Им удалось без помех перебраться через насыпь и залечь в кустах акации как раз напротив розового дома.
– Это он, он! – судорожно шептал Телячье Ухо. – Это хаза моего кореша Барсучины!
– И что?
– Там, там…
Его слова потонули в неистовом вое. Снаряд обрушился на них подобно божьей каре, словно силы небесные вознамерились покарать Телячье Ухо за его непомерную алчность. На глазах у Кости розовый домишко как есть целый и невредимый поднялся в воздух. Так вот запросто оторвался от земли целиком, словно его приподняла по-хозяйски ручка маленькой девочки, которая решила переменить место расположения жилища своих кукол. Домишко развалился на части в воздухе, и его розовые фрагменты, сложившись на земле в аккуратную кучку, заново прикрылись листами шифера.
Костя слышал непрерывную громкую возню, словно огромный крот ворошил загребущими лапами мелкое каменное крошево.
– Эй, дядя Гога! – позвал Костя.
– Чего тебе? – шорох камней на время затих, из-за завала показалась бритая ушастая башка, прикрытая кое-как пилоткой.
– Там могут быть неразорвавшиеся мины, – предупредил Костя.
– По мне мины лучше, чем менты. А вермахт это тебе не слет комсомолок, – хмыкнул Телячье Ухо. – У них мины все разорваны. Сиди тихо, Длинный, не трещи.
Голова Телячьего Уха исчезла из вида, а возня возобновилась. Костя закурил. Дело шло к вечеру, а они так и не добрались до моста. Костя не успел подумать о том, какое им за это может быть наказание, когда к свежим руинам притопал старшина Лаптев. Он шел в полный рост, словно не опасаясь ни пуль, ни осколков. Пасмурное небо сделалось к вечеру темно-серым. В воздухе кружились редкие снежинки. Увидев старшину, Костя вдруг вспомнил, что смертельно голоден.
– Не кручинься, – сказал старшина, усаживаясь рядом с Костей на кучу битого кирпича. – Твой приятель, Кривошеев, был не жилец в таких тяжелых боевых условиях. Гнилой это человек, обуза одна. И зачем только… начальству виднее… И погиб-то попусту, ни одного ведь фашиста так и не убил.
Костя молча достал из вещмешка сухари и полколяски московской еще колбасы. Предложил старшине, перекусил сам. В это время возня под руинами розового домишки возобновилась.
– Что там за грохот? – встревожился старшина. – Завалило кого?
Костя не успел ответить, потому старшина вскинул автомат. Шурша щебнем, из-под руин на них лез Телячье Ухо. Весь с головы до пят покрытый цементной пылью, он весело сопел. На почернелом от сажи лице глаза его сверкали подобно звездам, а губы вдруг сделались розовыми, а улыбка – белозубой.
– Тьфу ты, мать! – старшина в сердцах бросил автомат. – Мародерствуешь, Кривошеев?
– Не-а, – весело ответил Телячье Ухо, плюхаясь на каменное крошево. В его вещмешке что-то звонко брякнуло.
– А ну за мной! Марш к реке! – взорвался старшина. – Тебя, Кривошеев, к стенке бы поставить, да не досуг. Жалко на тебя народную пулю тратить. Пусть лучше немец постарается!
Они запрыгали по камням в сторону реки.
– Слышь, Длинный, – бормотал Телячье Ухо. – Тут еще одно место есть, где перед войной Никитка-нехватка хабар заныкал. Можно еще помародерничать.
– Где? – коротко спросил Костя.
– Хрен знает где. По жестянке вдоль речки канать. Там линии и еще один мост…
По-над Доном стелилась туманная дымка. Из ее мутной глубины, словно колосья из земли, торчали фермы полуразрушенного моста. Две железнодорожные колеи плавно утекали вдаль, теряясь в туманном мареве на противоположном берегу. Чуть левее из прибрежных зарослей выбегал второй мост. Костя слышал, как старшина Лаптев несколько раз назвал его литерным. Этот мост был намного ниже главного. Его пролеты покоились на низких, часто расположенных опорах. Несущая часть моста в нескольких местах обрушилась. К опорам прибилось несколько полузатопленных катерков. Они подобно трупам снулых рыб покачивались на пологих волнах.