Общую суть такого служебного использования фактора «Зла» можно формализовать следующим образом. Испытывая воздействие взрывающего его внутренний мир раздражительного фактора, в тех случаях, когда это воздействие не разряжалось в бытовых или других каких-либо нетворческих ситуациях (скандалах, «сценах» и пр.), композитор находил ему выход, сублимируя его провоцирующее начало и его энергию в творческие задания, побуждающие создавать своего рода «проказы», «розыгрыши», «мальчишеские выходки» и даже «злые шутки» в музыкально-технологической и в художественно-содержательной сфере создаваемых произведений. Фактически в каждом удачном, значительном по масштабам своей содержательности произведении Чайковского обнаруживается наличие особой музыкально-технологической работы «взрывного» или хотя бы интонационно-диалогического, «дискуссионного» характера. Проявление этого провоцирующего фактора сделалось у композитора важнейшим условием для плодотворного творчества. И в тех случаях, когда этот фактор почему-то не проявлялся, например, в идеальных с точки зрения психологического комфорта условиях, композитор, кажется, нарочно провоцировал его зарождение.
Одним из возможных способов инспирирования фактора «Зла» в ранний период творчества Чайковского как раз и была его постоянная рефлексия по поводу игры в вист. Другим возможным способом пробуждения этого фактора, очевидно, была инсценировка вокруг себя или даже в своем восприятии ситуации, условно говоря, «преследования». Иногда в роли «преследователей» в его сознании выступали какие-то неприятные господа в вагоне поезда, на пароходе, на улице и т. п.; в других случаях — попрошайничающие мальчишки и т. д. Третьим и наиболее характерным именно в поздний период творчества Чайковского способом инспирации фактора «Зла» следует считать пьянство. Главное же в действии этого фактора то, что Чайковский чаще всего сам бывал причиной возникновения ощущения необходимой раздражающей ситуации, а она, в свою очередь, вызывала у композитора состояние дискомфорта, ярости, скуки, злобы — т. е. всего того, что приводило в действие фактор «Зла», а тот провоцировал выход творческой энергии в очередной музыкально-технологической художественной «проказе», в музыкально-драматургической игре с интригой в мире звуков.
В. А. Поздеев. Киров
Сатирические аспекты мотива вина в семинаристских стихах ХIХ — начала ХХ века
В среде, связанной с церковным бытом, как семинаристов, так и священнослужителей складывался особый мир. Известно, что вся сложность и противоречивость культуры и жизни церкви отразилась в литературе, фольклоре, а также в особом типе творчества, связанного с понятием «третьей культуры» — творчестве семинаристов.
В народном творчестве, как и в поэзии «третьей культуры» в разных жанрах и на разных уровнях использовались определенные сатирические приемы. К числу наиболее распространенных можно отнести пародию, клише. Однако в фольклористике и литературоведении нет однозначных трактовок клишированности, канона, формульности, пародии, пародичности, стилизации, травестии, перелицовки и подобных явлений, которые используются как приемы, приводящие к некоему «двуединству» формы текстов, разнонаправленных по своему идейному смыслу. Формально объект пародии сохранял свое смысловое значение и, в то же время, пародия придавала тексту новые сатирические краски и аспекты значений.
Категории клишированности, формульности, пародии могут быть уяснены с введением такого понятия когнитивной поэтики как «концепт» или «группы концептов». Концепт выделяет набор признаков, выражающих «идею подобия или сходства объединяемых единиц». Интерпретационные возможности концептов довольно велики, так как «понятие концепта отвечает представлению о тех смыслах, которыми оперирует человек в процессе мышления и которые отражают содержание опыта и знания, содержание результатов всей человеческой деятельности и процессов познания мира в виде неких „квантов“ знания».[130]
С понятием концепта можно соотнести «литературную формулу», мотив. Однако, по мысли Дж. Кавелти, «литературная формула представляет собой структуру повествовательных или драматургических конвенций, использованных в очень большом числе произведений».[131]
По мнению ученого, формула состоит из двух составляющих: традиционного способа описания конкретных предметов и воплощением архетипических сюжетных форм.[132]Поэзия семинаристов как феномен «третьей культуры» отразила характернейшие признаки сочетания конретных предметов и их архетипических форм жизни.
Семинаристы делили свою жизнь на две части: первая — вольная, хотя и протекавшая в строгих рамках закрытого учреждения, вторая часть — после семинарии, регламентированная церковными правилами, социальными нормами жизни. Любая регламентация предполагала своеобразную реакцию на какие-либо запреты. Отсюда возникает феномен так называемого антиповедения.