Подобные чувства и позиция являются примером фигурации, которую нередко можно наблюдать в определенном типе отношений между людьми, добившимися успеха, и аутсайдерами. Человек, находящийся на позиции аутсайдера по отношению к определенной группе людей с высоким и прочным положением, но считающий себя в силу своих личных достижений, а иногда и богатства равным им или даже стоящим выше их по достоинству, часто с ожесточением противостоит унижениям, которым те его подвергают, и может ясно видеть их человеческие слабости, но до тех пор, пока их власть остается непоколебимой, эти люди и их канон поведения и чувствования могут тем не менее обладать для аутсайдера большой притягательностью. Часто его самое большое желание — быть признанным как равный среди равных той конкретной группой истеблишмента, которая так откровенно считает его стоящим ниже себя и соответственно с ним обращается. Тот факт, что желания людей, находящихся в положении аутсайдеров, так своеобразно сосредоточены на признании и принятии их истеблишментом, приводит к тому, что их поведение оказывается направлено исключительно к этой цели как к имеющей центральное значение для наполнения их жизни смыслом. Признание и уважение со стороны кого бы то ни было другого или какой-либо иной успех не имеют с точки зрения их жажды осмысленности такого веса, как признание и уважение того единственного круга, в котором они считаются нижестоящими аутсайдерами, как успех у местного истеблишмента. Именно его в конечном счете Моцарту так и не суждено было испытать.
Поскольку успех его музыки в Вене значил для него особенно много, неудача, в итоге постигшая его там, стала для него особенно болезненным ударом. В последние годы жизни он еще встречал значительный отклик у публики в других городах империи, но, похоже, в его ощущении это не могло перевесить постепенно угасавшего отклика в Вене. Понимание его музыки венским обществом, очевидно, было для Моцарта особенно значимым в плане наполнения жизни смыслом, а отсутствие понимания со стороны этих кругов в сочетании с отмиранием многих личных контактов (каковому он, безусловно, сам тоже способствовал) — соответственно, тяжелой потерей смысла. Этот опыт внес решающий вклад в ощущение Моцарта, что жизнь его стала пуста и лишена смысла, в отчаяние, вероятно, охватившее его в конце жизни, жестоко тяготившее его и в конце концов лишившее мужества продолжать усилия и бороться с обрушившейся на него болезнью.
Конечно, Моцарт отказался от своего относительно надежного места при маленьком дворе зальцбургского князя-епископа ради того, чтобы зарабатывать себе на хлеб в Вене, но это обстоятельство еще не означало, что он планировал утвердиться в качестве «свободного художника», пусть даже лишь в том ограниченном смысле, в котором это смогли сделать Бетховен и другие знаменитые музыканты XIX века. Композиторы, если они хотят публиковать свои произведения и зарабатывать на этом какие-то деньги, вообще всегда в большей степени зависят от сотрудничества с другими людьми, нежели представители таких видов искусства, как поэзия или живопись. Если они сами не в состоянии одновременно выполнять функции концертного антрепренера, дирижера, директора оперного театра и т. д., то они, чтобы сделать свои сочинения доступными широкой аудитории, нуждаются в других людях, которые исполняют для них все эти функции. Эту необходимость сотрудничества, со всеми вытекающими из нее напряжениями и конфликтами, также следует иметь в виду, если мы хотим оценить возможности для карьеры и заработка, которые ожидали Моцарта, когда он ушел с постоянной должности придворного слуги.