Мотылёк над хищной орхидеей

— Почему? — спросил Конрад, взлетая со скамейки и стремительно приближаясь к нему. — Разве я первый или последний, чью жизнь сломал Рей?

— Вы просто… — Кристер поднял руку и едва заметно провёл кончиками пальцев по щеке Конрада, — просто другой, — закончил он.

Конрад стоял, тяжело дыша. Ему было смешно. В свою исключительность он не верил ни на грош. Покрашенные по приказу Рея в более густой, тёмный цвет волосы давно уже начали отрастать, и каждое утро, глядя в зеркало, Конрад думал о том, что стоит им отрасти, как он станет неинтересен никому из них — ни Рею, ни Кристеру, ни прочим охотникам на него. Всё, что так интересовало их, было лишь обёрткой, которую придумал для него Рей.

Но насколько Конрад понимал, что ничего исключительного в нём нет, настолько же понимал и то, что нужно пользоваться своими преимуществами пока они есть.

— Впрочем, — тут же устало осадил себя он, — далеко я не уйду — даже если вы и ваши коллеги ненадолго забудете обо мне. Меня будет искать Мерсер. Меня будет искать Кагерт. И чёрт знает кто ещё. Если верить Рею, то даже мексиканская мафия будет меня искать. С ума сойти… — Конрад стиснул виски, будто надеялся раздавить собственную голову и тем прервать этот идиотский бесконечный сон. — Я хочу домой, — прошептал он.

Говоря это, он представлял себе кампус Эдинбургского университета и маленькую комнатку со старым шкафом, в котором помещалось не больше пяти вещей. Но тут же услышал в ответ:

— Пойдёмте, сэр.

Кристер подал ему руку, и они проследовали к мерседесу, стоящему у входа в парк. Бронированный салон обитый мягкими панелями тоже казался ему тюрьмой — как и всё кругом. Конрад априори был уверен в том, что здесь стоят жучки, так же как камеры стоят в комнате, где он спит.

Он с удивлением понимал, что это существование под вечным прицелом объективов не пугает его. Тело его видели уже все, кто этого хотел. Но никто не мог рассмотреть того, что находится внутри.

И Конраду было смешно от их глупости. Он ненавидел их всех. Реймонда, игравшего в футбол его головой. Майкла, который всех людей — и в том числе его самого, воспринимал как дерьмо. Йонаса, который так здорово притворялся, что защищает его. Теперь все их взаимные просьбы Конрад воспринимал в другом ключе.

И этого глупого шведа, который, похоже, запал на него, Конрад тоже ненавидел. Просто за то, что он был одним из них. Он не стоил того, чтобы жалеть о нём. Но Конрад всё равно пока что не знал, как с выгодой для себя воспользоваться им.

Конрад был немало удивлён, когда, несмотря на все сложности, в середине октября ему пришло официальное приглашение от Рея посетить вместе с ним ежегодную отчётную встречу в яхт-клубе.

Впрочем, он не мог избавиться от ощущения, что выбора у него нет. О чём бы ни думал Рей, когда присылал ему через Жака письмо, формулировки не подразумевали возможности отказать.

Конрад неторопливо написал и отправил соответствующий ответ, в котором говорил о том, что ему придётся существенно поступиться собственными планами, но, выполняя желание своего спонсора, он готов отодвинуть самые неотложные дела.

Конрад с наслаждением представлял себе, как Рей в ярости комкает этот листок, и не обманулся — тот запустил комок в стену, едва успев дочитать.

Они не разговаривали и не виделись до самого вылета.

Конрад подготовился к предстоящему перелёту настолько хорошо, насколько мог — выбрал костюмы, как нельзя лучше подчёркивавшие его внешность и в то же время демонстрировавшие его статус. Он помнил слова Рея — «ты не такой, как они» — и уж точно не хотел возвращаться к статусу одного из тех, кого приводили в клуб.

Теперь, когда отношения с Реем стремительно сходили на нет, превращаясь в ад, его спасительной соломинкой стал договор. Конрад отнёс в юридическую контору свой экземпляр и предупредил Йонаса, что в случае, если с его жизнью или здоровьем что-нибудь случится, те запустят судебный процесс. Йонас ответил ему насмешливой улыбкой и холодным блеском голубых глаз, но спорить не стал. Конрад не знал, удалось ли его напугать, но отдавал себе отчёт в том, что сделал всё, что мог.

Страха не было. Он умер давным-давно, в подземной тюрьме. И Рей не мог убить его ещё раз.

Теперь Конрад стоял в лёгком джинсовом костюме, трепетавшем на ветру, и сквозь коричневые очки в пол-лица разглядывал Рея, который приближался к нему — Конрад сказал, что перед вылетом ему нужно забрать вещи из студии специально, чтобы не ехать вместе с ним.

На Рее был обычный дневной чёрный костюм. Рубашка, не скованная галстуком, позволяла разглядеть ключицы и маленький кусочек груди. Конрад невольно сосредоточил на этом месте взгляд, ощущая, как эта мизерная картинка отзывается тяжестью в штанах. Рей всё так же сводил его с ума. Но это ничего не могло поменять.