Мотылёк над хищной орхидеей

Реймонд остановился, разглядывая Конрада с расстояния в пару шагов — куда ближе, чем тот подпустил бы кого-то ещё. И от этой близости напряжение в животе у Конрада становилось ещё сильней. Он ненавидел себя при мысли о том, что именно этому человеку, которого должен ненавидеть больше всех, он по-прежнему продолжает доверять. Всё так же хочет раскрыться перед ним.

— Чем больше я смотрю на тебя, — тем временем произнёс Рей, — чем лучше тебя узнаю… Тем больше восхищаюсь тобой. И тем сильнее люблю.

По телу Конрада пробежала дрожь. Он с трудом подавил желания, разрывавшие его на части — броситься к Рею или броситься прочь.

— Идём, — просто сказал он и первым двинулся к джету, на каждом шагу ощущая взгляд Рея у себя между лопаток, затем на пояснице — и, наконец, пониже спины.

Оказавшись в салоне, Конрад замер и, стиснув зубы, с минуту смотрел на круглую кровать в хвосте самолета, вспоминая их прошлый совместный полёт.

«Сколько человек побывало в ней?» — хотел спросить он тогда. Но промолчал, не желая услышать ложь.

Они продержались в тот раз не более трёх минут — пока самолёт не набрал высоту. А затем синхронно потянулись друг к другу. Рей толкнул его к кровати, роняя на неё спиной, и принялся раздевать — медленно и в то же время торопливо, чёткими и резкими движениями срывая и сбрасывая на пол каждый предмет.

Его собственный торс быстро оказался обнажен, и Конрад, лёжа на кровати под ним, гладил его руками, иногда касаясь сосков. Закусывал губу от наслаждения, не в состоянии поверить, что этот мужчина принадлежит ему.

Реймонд, освободившись от брюк, рывком развёл его ноги в стороны и вошёл, лишь слегка смазав слюной.

Конрад стонал и задыхался под ним, и выгибался, силясь прижаться сильней. Царапал ногтями спину, силясь плотнее втиснуть Реймонда в себя, и сжимал бёдрами его бока.

— Как тогда, в первый раз.

— Что? — услышал он растерянное за спиной и теперь только понял, что говорил вслух.

— Ничего, — Конрад, не оглядываясь, прошёл к диванчикам, расположившимся у окна по обе стороны от кофейного столика, и, забравшись на один из них с ногами, вставил в уши наушники.

Реймонд стоял, спрятав руки в карманы, и смотрел, как он включает музыку. Как заливают серебристые лучи солнца светлые пряди волос и бледную кожу на висках. Как Конрад жмурится, силясь спрятаться от этих лучей.

Боль от понимания того, что нельзя прикоснуться к нему, была настолько острой, что хотелось застонать в голос. Но Рей лишь стиснул зубы, сел на другой диван и, открыв папку с документами, попытался вчитаться в них.

Яхт-клуб был последним местом, куда Конрад хотел бы пойти вместе с Реем — но именно это и сыграло решающую роль. Конрад чувствовал, что просто обязан встретиться с Реем и высказать ему всё. Однако вплоть до самого прилёта Конрад не мог подобрать подходящих слов.

— Я не совсем понимаю, Рей, что здесь делаю я, — сказал Конрад, когда они уже покинули аэропорт, заехали в отель, чтобы переодеться и привести себя в порядок с дороги, и теперь снова оказались на улице плечом к плечу. Стоя рядом и не глядя друг на друга, Рей — в белом щёгольском костюме, а Конрад — в смокинге, они готовились сесть в лимузин майбах, специально для этого вечера взятый напрокат.

Рей поджал губы и долго не отвечал. Потом прошёл вперёд, открывая перед Конрадом дверь. Тот колебался с полминуты, но и сам уже понял, что не может не сесть — не потому что кто-то будет его заставлять, а потому, что это нужно ему. Потому что там, в машине, будет Рей. И потому что Рей просит его.

— Мне хотелось бы, — как мог спокойно произнёс он, когда оба уже оказались внутри, и Конрад, старательно скрывая любопытство, оглядывался по сторонам, изучая салон нового авто. Рей ожидал вопроса об этой машине, надеялся на него, но Конрад явно не собирался спрашивать ни о чём, — чтобы все увидели, что у нас всё хорошо. Вопрос прежде всего в том, чтобы это увидели Кагерт и Коррес. Мы не должны показывать страх.

Рей знал, что врёт. Кагерт и Коррес были поводом. Ему больше всего хотелось почувствовать Конрада рядом с собой. Стиснуть его ладонь. Хоть как-то показать свою любовь.

Рей понимал, что любые подарки будут бесполезны, Конрада никогда не интересовали ни драгоценности, ни одежда, ни даже автомобили. Всё, что Рей мог ему дать — это глина и место, чтобы лепить. И это он уже дал. Теперь Конрад имел все возможности пребывать внутри себя, купаясь в собственной тоске. И Рей не имел ни малейшего шанса вытащить его из этого горького океана — тем более что прекрасно знал, что сам подтолкнул его туда.

Конрад отвернулся и прислонился лбом к стеклу. Рей, внимательно наблюдавший за ним, не мог не отметить, насколько он хорош в новом смокинге, с тростью, подаренной ему Реем специально для этого случая в руках.

Конрад тоже отметил, насколько отточенной, острой, как клинок из чёрной стали, и блестящей, как бриллиант в оправе из платины, выглядит фигура Рея в новом костюме. Глаза, несмотря на вечерний сумрак, скрывали тёмные очки — и потому Конрад не мог увидеть одиночества, затаившегося в них.