Мотылёк над хищной орхидеей

Конрад обошёл автомобиль и, забравшись внутрь, обернулся к водителю. Фальшивая улыбка замерла у юноши на губах. Это был крепкий мужчина с мясистым носом и широкими плечами в кожаной куртке поверх сизой водолазки — явно чей-то муж и отец.

«Ты сказал, тебе нет тридцати лет…» — вертелось на языке, но Конрад не решился высказать упрёк вслух. Покосился на дверь, подумывая сбежать — но тут же попытался успокоить себя. «Я же всё равно знаю его. Пусть и не в лицо».

Пока Конрад пытался решить для себя этот неоднозначный вопрос, смутная тень поднялась у него за спиной, и Конрад успел лишь пискнуть, когда чья-то сильная рука накрыла тряпкой его рот и нос.

Он забился, пытаясь вырваться и выскочить за дверь, но на той уже стоял блок, и открыть её не удалось.

Ещё несколько раз ударив руками по креслу и передней панели, Конрад обмяк и затих.

— Забирай его, — распорядился водитель, одной рукой доставая телефон.

Его помощник лёгким движением откинул назад спинку пассажирского кресла и перетащил Конрада на задние места.

— Всё в порядке, — сказал тем временем водитель, поднеся трубку к уху, — мы едем домой. К вечеру будем у вас.

Рей поднялся с кровати и, не одеваясь, подошёл к окну — в эту ночь он плохо спал. Проверки так и не закончились до конца, хотя идиоту было ясно, что полиция не найдёт ничего.

Он опустил руку на стекло. Далеко внизу проносились машины, и серые изгибы небоскрёбов сливались с тучами вдалеке.

Завибрировал телефон на столе, и, потянувшись за ним, Рей ответил:

— Да, Майкл.

— У нас всё хорошо. Ребята едут в порт.

— Хорошо, — Рей не чувствовал и тени этого «хорошо» внутри себя. Часто он пускал работу на самотёк — если объект его не интересовал. Но даже тогда ключевые моменты предпочитал контролировать сам.

На сей раз всё вышло наоборот. Несколько месяцев он расставлял сети — чтобы окунь был пойман без него.

— Хотел бы я сказать, что и у меня всё идёт на лад, — не удержался он.

— Да ладно, Рей. Мы оба знаем — скоро всё пройдёт.

Рей скрипнул зубами. Потянулся за рубашкой, но накинул её лишь на одно плечо и, передумав одеваться, замер так.

— Майкл, есть кое-что, что напрягает меня.

— Ну.

— Я не хочу, чтобы этим делом занимался ты. Понял меня?

Майкл молчал, ожидая продолжения.

— Чтобы ты хотя бы приближался к нему.

— А то что, Рей? — вкрадчиво спросил он.

— А то я заговорю. И ты первым пойдёшь ко дну, друг.

Рей нажал отбой и отбросил телефон. Затем провёл руками по волосам, приглаживая их.

Часы показывали седьмой час — но снова уснуть он уже не мог. И если бы проклятый Торренс зубами не вцепился в него, он уже садился бы на самолёт, чтобы самостоятельно увидеть, насколько «хорошо» всё прошло.

Глава 6. Отрицание

Конрад начал приходить в себя, когда во сне почувствовал непривычные ощущения, терзавшие его тело. К своему ужасу он довольно быстро понял, что ощущения эти исходят не снаружи, а изнутри.

Что-то двигалось в нём, лёгким зудом проходясь по животу и растягивая его. Именно на этой мысли сознание Конрада прояснилось достаточно, чтобы понять — где именно он натянут сильнее всего.

Конрад закричал в иррациональном ужасе, хотя в ощущении, которое он испытывал, не было боли — даже дискомфорт был достаточно слаб, и болезненное желание усилить их напугало Конрада сильнее всего.

Он попытался открыть глаза — но ничего не произошло. Вокруг царила темнота — или он попросту ослеп. Даже собственных век ощутить он не мог.

Страх стремительно перерастал в ужас, и Конрад дёрнулся, силясь ощупать лицо — но тугие ремни удержали его. Руки были прочно зафиксированы над головой, а ноги широко разведены, и щиколотки уже начали затекать.

Конрад попытался вывернуться из ремней — желание свести ноги и избавиться от позорного зуда внутри было нестерпимым, но ничуть ему не помогло.

Ком подступил к горлу, и Конрад всхлипнул — но слёз на щеках не ощутил.

Конрад не был религиозен, но в эти мгновения не нашёл ничего лучше, чем зашептать молитву, которой бабушка учила его, когда ему не исполнилось и шести лет.

Не к месту вспомнилось, как она умерла — и следом пришла мысль о том, что очень скоро, наверное, умрёт и он сам.

— Этого не может быть… — прошептал Конрад.

Стремительно вспоминались день за днём все дни прошедших недель, медленно разворачиваясь назад цепочкой событий, как в дурном кино.

Конрад думал об Охотнике. Дискомфорт, терзавший тело, не значил ничего по сравнению с той болью, которую он испытывал при мысли о своём выдуманном друге. В сравнении со смущением и растерянностью от понимания того, что Охотника не было — а если и был, то Конрад вовсе его не знал. Он всё придумал себе сам и от осознания собственной глупости захотелось плакать ещё сильней.

— Ненавижу тебя, — прошептал он.

Конрад теперь отчётливейшим образом понимал, что не было ни малейшего повода доверять человеку, который ему писал. Что никогда тот не рассказывал о себе, и все представления Конрада о нём родились у того в голове.

«Что он думал обо мне?» — родился несвоевременный вопрос.

«Ничего, — ответил тут же Конрад сам себе. — Он смеялся надо мной».