Мотылёк над хищной орхидеей

— Ну хорошо, — сказал он, — это типаж А. Он не склонен к поискам выгоды и потому его сложно заинтересовать. Зато не истеричен и, думаю, не любит боль. Подчинить его будет не трудно, а затем перейдём ко второй части. Он явно не гомофоб, так что здесь тоже всё пройдёт легко. Полагаю, к лету закончим основную часть, а там посмотрим, что ему добавить ещё. Определённо, этикет.

— Искусство, — вклинился Рей.

— Что? — Майкл поднял взгляд на него.

— История искусства. Наш партнёр любит, когда спутник может поддержать разговор.

— Да?.. Я не замечал. Ну хорошо. Я пока не думал что ещё.

— Я подумаю, — сказал Рей, — обещай, что сообщишь мне, если что-то пойдёт не так.

— Само собой, — Майкл пожал плечами и сделал наконец глоток, — ладно, бывай.

Они одновременно отключили связь.

Глава 7. Гнев?

Как ни старался Рей втянуться в новое дело, новый мальчик не увлекал его ни на грамм.

То ему казалось, что Элисон Бокстер слишком манерен, то — что тот слишком игрив. Он пытался что-то врать про богатых родителей, хотя Майкл довольно быстро пробил, что тот лишь сын поварихи, а отца и вовсе не видел никто.

Элисон раздражал Рея, и он не видел особых причин бороться с собой.

К тому же то и дело Рей ловил себя на том, что тянулся к планшету или телефону — к тому, что было под рукой — и заходил в фейсбук, а вовсе не в личные реддита, где общался с Элисоном, и чего-то ждал. Когда до Рея доходило чего, он тут же в злости на самого себя отбрасывал телефон, понимая, что это приключение закончилось, и рыжий мальчик из Шотландии теперь уже пройденный этап.

Ощущение, однако, было такое, как будто Рей лишился руки или ноги. Его терзали фантомные боли, и он невольно думал о тех историях, которые Конрад собирался, но не успел ему дорассказать.

Например, тот почти не говорил про мать.

Никогда не упоминал на кого учится.

И даже на вопрос, о чём думает по ночам, ответа так и не дал.

Рею и самому хотелось о многом рассказать. Он не привык много говорить о себе, потому что понимал: всё, что он скажет, может быть использовано против него.

Но непосредственность Конрада подкупала, и ему хотелось доверять. Рей знал о нём многое, но не всё, но, несмотря на то, что ему ещё было что узнавать, ему казалось, что он чувствует Конрада и может предсказать каждый его шаг.

— Представляешь, он чуть было всё не сорвал. Никогда не ездил на поездах, и мы делали ставку на автобус или автостоп. Форд ждал его у автостанции Виктории. И тут в последнюю ночь он пишет, что приедет на вокзал Кинг’с Кросс. Пришлось перестраивать весь план.

— Конечно, погода была дерьмо, — Рей запнулся, так и не договорив того, что собирался сказать. Он вдруг необычайно отчётливо представил, как Конрад выбирает на чём отправиться в путь — как делал это всегда. В кармане у него две сотни фунтов или около того, и он отлично понимает, что ему нужно растянуть их на несколько дней. Поезд стоит почти сто… Но Конрад едет в сказку, и ему не хочется начинать её с промокших ног, с промозглого ветра и ночных дорог.

Рей качнул головой, отгоняя чужие чувства, внезапно ощутившиеся как свои.

— Это же дороже в несколько раз, — заметил Майкл вместо него.

— Ну и что? — только и сказал Рей и сменил тему, потому что это болезненное чувство, ожидание несбывшегося чуда, всё ещё сидело в нём.

Едва запрет на выезд из Швейцарии был снят, Рей хотел было рвануться в Грецию, самолично посмотреть, как идут дела — но тут же одёрнул себя. За ним всё ещё могли следить, да и сама одержимость временной игрушкой была слишком дикой и непривычной, чтобы он поддался ей так легко.

Вместо этого Рей отправился в Италию — выбирать новый спортивный автомобиль, потому что мысль о том, что у Майкла чёртова Панамера, а у него всего лишь Ауди Купе прошлого года выпуска не давала ему спокойно спать.

До того, как синяя Панамера Майкла попалась ему на глаза, он сам подумывал купить её — и Майкл прекрасно об этом знал. Однако Рей склонялся к другому варианту: яхта вполне допускала апгрейд, и не стоило особенно рассчитывать, что Майкл сделает его сам.

Яхту они покупали вдвоём. Так же, как вдвоём вели дела. Сам бизнес в определённом смысле вместе с отелем достался Рею от отца — но тогда он скорее представлял собой кучу неуплаченых долгов и кровных обид на то, что кто-то кого-то недокрышевал, кто-то кого-то сдал и кто-то кому-то недоплатил.

Рея не интересовал ни отель, ни то, что творилось в нём. Мысль о том, чтобы курировать расположившийся в спа-салоне на подземном этаже бордель вызывала у него брезгливость. Он лишь раз взглянул на работавших там вольнонаёмных индусов и пакистанцев, и явно не по своей воле попавших туда вьетнамок, чтобы понять, что это не для него.

Но разделаться с долгами было не так легко — в первую очередь потому, что долги были не столько денежные. Они представляли собой в основной договорённости о взаимопомощи и разделе территорий, о которых, скорее всего, не знал даже и его отец — слишком мелким было это всё по сравнению с теми деньгами, которыми Мерсер-старший воротил в Европе.