Мотылёк над хищной орхидеей

Секунду царила тишина.

— Спасибо, — выразительно произнёс Рей.

— Счастливого Рождества. Тебе не понравилось, Рей?

Рей долго молчал, опустив глаза на цветок.

— Она будет стоять в кабинете, — наконец сказал он, — я буду смотреть на неё каждый день и вспоминать о тебе. Она очень красива, и я благодарен за неё, Конрад.

Конрад тоже опустил глаза. Ему стало стыдно за свою выходку, но Рей уже продолжал:

— У меня тоже есть подарок для тебя. Сессия уже подошла к концу?

— Да, пару дней назад…

— Хорошо. Тогда приезжай к трём часам на Виа Алессандро Тадино. Я буду ждать тебя там.

Рей направился к двери, оставляя Конрада в растерянности одного. «Почему не поехать вдвоём?» — разочарованно думал он, но Рей уже ушёл.

После недолгих сборов и такой же недолгой поездки мерседес остановился перед зданием Галереи Джи Маркони. Конрад бывал здесь пару раз — когда Грава отправлял его изучать чужие труды. В галерее выставлялись в основном известные художники, хотя среди их работ Конраду и нравилось далеко не всё — как ни пытался переубедить его Марко, Конрад по-прежнему считал, что лучше классики не найти ничего.

Охранник открыл дверцу машины, и Конрад услышал:

— Пройдёмте, сэр.

Сделав вывод, что тот разбирается в происходящем лучше него, Конрад послушно последовал за сопровождающим. Они вошли внутрь, миновали несколько залов, имевших сквозной проход, и завернули в боковой.

Конрад моргнул, не сразу сообразив, куда попал, потому как со всех сторон на него смотрели змеи и цветки, которые он ваял всю осень и которые обычно хранились у Гравы в мастерской. А в самом центре квадратного помещения, подобно тому самому Аполлону, в свете софитов возвышался глиняный Рей.

Грудь Конрада стиснула боль.

— Я не готов… — прошептал он, — не готов выставлять её…

— Хорошо, — Рей, внезапно оказавшийся у него за спиной, там, где должен был стоять охранник, опустил руки Конраду на живот, — пусть постоит, пока не закончится презентация, а потом мы её уберём.

Конрад тяжело дышал, слёзы наворачивались на глаза, счастье вперемешку с болью теснились в груди. Он так хотел этого, что боялся даже представлять этот день. И в то же время не представлял, как сможет принять такой подарок именно сейчас.

— Зал оплачен на год вперёд. Я думал о покупке собственного помещения, но это снизит статус выставки: будет лучше, если твои работы будут демонстрироваться на признанной общеизвестной площадке, а не на твоей или моей.

Конрад кивнул, признавая его правоту. Кровь шумела у него в ушах, когда он поворачивался к Рею.

— Это ничего не значит, — непонятно сообщил он, и Рей ещё пытался разобраться, что бы значили эти слова, когда губы Конрада впились в его собственные, яростно кусая и втягивая в себя.

Руки Конрада пробежали по его плечам, рассылая по телу волны дрожи, в паху тут же запылал огонь.

Реймонд плотнее вжался в Конрада, потираясь членом о его бедро, и Конрад так же приник к нему. Ладонь Рея не совсем уверенно сползла по спине Конрада вниз, чтобы стиснуть ягодицы и прижать ещё плотней.

— Это просто секс, — заявил Конрад, спускаясь поцелуями вниз и прикусывая нежную кожу у самого уха Рея.

Рей хотел возразить, отказаться, потребовать большего — но не смог.

Руки Конрада уже стягивали с него рубашку, напрочь срывая пуговицы, так что на краю сознания промелькнула мысль — как они поедут домой?

Конрада этот вопрос явно не волновал. Реймонд сам не понял, как уже наполовину обнаженный оказался на полу, а Конрад судорожно расстёгивал собственные брюки, чтобы тут же опуститься бёдрами на член Рея и стиснуть его в своей ложбинке.

Рей застонал и крепко сжал бёдра Конрада, оставляя синяки. Рывком сбросил его на пол и, накрыв собой, принялся целовать, не замечая, что теперь уже сам бессовестно вырывает пуговицы из рубашки, пытаясь освободить Конрада от неё. Добравшись наконец до плоской груди, он принялся целовать её, то и дело принимаясь за соски, покусывая их. Хотелось почувствовать Конрада одновременного всего, целиком. Целовать разом и губы, и плечи, и грудь, ласкать член и проникать в него собой, но Реймонду не хватало рук.

Мешая друг другу, они принялись судорожно смазывать узкий, отвыкший от вторжений вход Конрада слюной. Конрад тяжело дышал и то и дело впивался зубами Рею в плечи, когда тот наконец стал входить. Он будто бы забыл, как можно целовать, не причиняя боль, но Рей сейчас принял бы за ласку всё, что только Конрад мог предложить ему.

Пальцы Конрада впились ему в спину, ногти сдирали кожу, тело судорожно билось в руках Рея, силясь насадить сильней.

— Да… — шептал Конрад, — ещё…

Во время секса он обычно не говорил, но сейчас как будто плотину прорвало.

— Ты самый сильный, самый нежный, самый сладкий… самый-самый, Рей… Ещё…

Рей разрывался между желанием продлить эти краткие минуты близости и нетерпеливым желанием, которому было наплевать на всё. Бешено вбиваясь в тело Конрада, он кончил уже через пару минут, и, метнувшись рукой к его члену, обнаружил, что пальцы Конрада всё ещё бешено ласкают его, а бёдра слабо покачиваются, пытаясь продлить акт.