Мотылёк над хищной орхидеей

Рей рассказал страшные вещи про мексиканские картели — то, о чем не говорят в основном по новостям. Как оказалось, в Мексике идет настоящая война между наркобаронами и правительственными войсками. Безжалостная, уносящая сотни жертв война, которой не видно конца. Мало того, сами полицейские и военные переходят на «работу» в картели и приносят с собой знание тактики государственных подразделений. Кроме всего этого и сами картели воюют между собой — за рынки сбыта, за влияние, за огромные деньги, что текут отовсюду за столь популярный товар.

Простые люди слагают прочувственные песни о героях, сражающихся с правительством, превозносят их, и дети, подрастая, пополняют ряды бойцов, заменяя собой тех, кого сожгли, расстреляли, кого казнили перед камерой жутким образом, стараясь запугать противников. Люди начали поклоняться Санта Муэрте, обряжая в подвенечное платье скелет и поднося ему цветы — и культ этот разрастается, заставляя верить, что такая смерть неизбежна.

Конрад слушал всё это, но не удивлялся ничему.

— В мире полно психов, — подытожил Рей.

— На самом деле, я не могу сказать, что это психоз, — произнёс Конрад задумчиво тогда, — они просто видят мир кардинально отлично от нас. Как иначе видели его первобытные племена, викинги или римские рабы… Даже люди средних веков видели его совсем не так, как мы. Только в Возрождение люди стали чем-то походить на нас.

— Не знаю. Судить не берусь, — Рей встал и, без спроса поцеловав Конрада в висок, направился к себе. В эти дни он большую часть времени проводил в кабинете, совещаясь с Йонасом и ещё парой доверенных людей. Так что как бы Конраду ни нужно было его общество, он, теперь уже вынужденно, оставался в одиночестве.

Кроме того, дом и охрана Рея больше не казались ему каменной стеной. Он необыкновенно отчётливо ощутил, что находится на войне, где люди убивают друг друга всерьёз. Он и раньше понимал, что отходить от охраны хотя бы на пару шагов может быть рискованно, но теперь и рядом с ней не чувствовал себя в безопасности. Единственным человеком, рядом с которым Конраду по-прежнему было спокойно, стал Рей.

Конрад не сопротивлялся, когда после долгих разговоров с подручными Рей выходил в гостиную и обнимал его. Напротив, он закрывал глаза и откидывался ему на грудь.

— Всё будет хорошо, — говорил Рей.

Конрад кивал, хотя и не испытывал уверенности в его словах, и они долго стояли так.

Однако о встрече с Торренсом Конрад рассказывать не спешил. Слова полицейского очень удачно наложились на его собственные попытки осмыслить, что происходило в его жизни последний год.

С определённой точки зрения Торренс был прав. Он был жертвой — и что самое неприятное, оказался одной из тех жертв, что влюбляются в своих насильников.

Это было так — и не так. Конрад вспоминал самые первые свои бессонные ночи с телефоном в руках и теперь по-новому осознавал, что тот человек, которому он доверился когда-то от и до, в самом деле с ним. В самом деле любит его. И всё остальное, что произошло в промежутке между этим, можно было забыть как страшный сон.

Но, пытаясь забыть, Конрад лишь снова вспоминал подвал и липкое ощущение страха, чужого человека — не Рея — касавшегося его и рассматривавшего со всех сторон. Да, возможно, для него всё и кончилось хорошо. Но были ещё мальчики в яхтклубе, беловолосый парень со шрамом через всё лицо и мёртвый араб… И сколько их таких так и не вернётся домой, Конрад представить не мог.

— Сколько жертв у тебя бывает в год? — спросил он как-то, когда они с Реем стояли так, глядя в окно.

Рей вздрогнул.

— Мы не называем их так, — ответил тот.

— Не сомневаюсь, — горькая усмешка промелькнула у Конрада на губах, — наверное, вы зовёте их игрушками или, как сказал Майкл… питомцами… За меня ты заплатил два миллиона восемьсот. Но я слышал, что в бордели в Германии человека могут продать за пару тысяч, это так?

— Так, — не стал спорить Рей, — на тебя был именной заказ. Вернее… на мальчика с твоим типажом. Я увидел тебя и понял, что ты подойдёшь.

— А если бы не подошёл… Ты бы продал меня за пару тысяч? Мне столько заплатили за садового зайца, которого я вырезал в октябре, — горькая усмешка пробежала у Конрада по губам.

— Если хочешь узнать свою цену в денежном эквиваленте — то во время торгов ставки дошли до двух семисот. Но после первой выставки мне уже предлагали три с половиной. Для сравнения… Юрген и Мика были проданы за четыре миллиона вдвоём.

— Я, наверное, должен быть польщён, — улыбка замерла на губах Конрада. — И если я надоем тебе, как они…

— Конрад, — руки Рея на плечах Конрада сжались сильней, — мы с тобой уже говорили об этом. Подобное исключено.

— Мне кажется, ты не из тех людей, кто знает, что будет через месяц.

— Я… наверное, нет. Но в том, что касается тебя, я уверен на все сто.

— Я не собирался ругаться, Рей, — Конрад чуть развернулся в его руках и заглянул Рею в лицо, — я хотел узнать… сколько их бывает в год. Вот и всё.

Рей поджал губы и какое-то время молчал.