Мотылёк над хищной орхидеей

— Да нет, просто уже начал думать, что ты меня не пригласил.

Лоуренс поймал его за руку и потянул с кровати, на которой Конрад валялся до тех пор.

— Подъём! — возвестил он и, стянув с крючка пуховик Конрада, швырнул в него.

— А куда мы идём? — уже на ходу поинтересовался тот, проверяя, не выпал ли из штанов телефон.

Эллиот Халлвил, кузен Лоуренса, работал в Эдинбурге, но домик снимал в пригороде, потому как также, как и сам Лоуренс, родом был с юга.

Вариант жить с ним Лоуренс не рассматривал никогда — ему гораздо больше нравилось целыми днями тереться в кампусе и общаться с однокурсницами. Но, в отличие от Конрада, он всегда имел возможность сбежать оттуда, когда начинал скучать по домашнему теплу.

Эллиот был старше его всего на пять лет и потому никаких особых ограничений для кузена не вводил — в том числе разрешал приглашать в его дом друзей, до тех пор пока тот оставался цел. Потому Лоуренс и решил праздновать у него.

К тому времени, когда оба добрались до места, на плечах у обоих уже намело небольшие сугробики — погода, которой интересовался Охотник, не переставала «радовать» Конрада запредельными для этих мест холодами уже третий день.

Если бы кто-то спросил его, чем он хочет заниматься в подобный день — а это, кроме прочего, был выходной — он сказал бы, что хочет лежать в кровати под тёплым одеялом и вообще не вставать.

Лоуренс не имел привычки спрашивать о подобных вещах, и Конрад его понимал — ведь могут же и отказать.

Он отправил Конрада готовить пунш вместе с парочкой его друзей, а сам взялся организовывать пространство в комнате и у дверей. Большая часть гостей ещё не добралась, и Конрад начинал понимать, что его ждёт очень, очень долгий день.

Ирвин и Харви, вместе с которыми он должен был заниматься столом, всё время выпадали из процесса, задевая друг друга краешками тел, и надолго зависали, обнимаясь где-нибудь в углу. Пунш спустя полтора часа всё ещё был не готов, а гости уже повалили толпой, так что Лоуренс едва успевал их впускать.

Наконец, уже около девяти часов вечера Конрад улучил минутку, чтобы скрыться ото всех в самом тёмном углу, и снова взял в руки телефон, но ответ так и не пришёл.

Рей пошевелился, потому что на бедро упала тень. Он выпрямил ногу и чуть повернул голову, щуря глаза под тёмными очками с зеркальным стеклом.

Здесь, на солнце, на экране мобильника ничего было не разглядеть, и потому, чтобы ответить на сообщение Конрада, приходилось прикрывать телефон рукой — или вовсе заходить в салон.

Бедный мальчик, должно быть, кутался сейчас в свой пышный шарф и тёр друг о дружку заледеневшие руки.

Рей зевнул. Он любил снег, но только если тот падал за окном, а поскольку ему всё равно пришлось улететь из Швейцарии, чтобы проверить, как идут дела в Греции, то он решил уже не возвращаться назад. Денёк выдался тёплый, и он поручил Юстасу — одному из доверенных ребят — подогнать яхту ближе к Криту, и, вместо того, чтобы сесть на самолёт и отправиться домой, остался здесь и устроил себе выходной.

Взвизгнули тормоза, и краем глаза Рей отметил появившийся на берегу силуэт — синий спорткар с носом, загнутым к низу, как клюв.

Секунду он сдерживался, не желая выдавать любопытства, а потом чуть повернул голову и приподнял очки, разглядывая сверкающее на солнце крыло Порше Панамера, очевидно, только что покинувшего завод.

Майкл уже шёл к нему, в руках его раскачивался черный чемоданчик, но Рей всё же не преминул поинтересоваться:

— Дай угадаю, моя доля тоже ушла на это дерьмо? Когда ты поймёшь, что германцы для мудаков?

— Завидуй молча, — Майкл перепрыгнул с берега на борт и бросил чемоданчик на палубу около его головы, — я еле тебя нашёл.

— Скажи спасибо, что я не успел покинуть порт, — Рей демонстративно посмотрел на часы, — ты опоздал на полчаса, и мне уже стало надоедать ждать.

Майкл не ответил. Он возвышался над Реем, заслоняя солнце, и разглядывал его с ног до головы — а тут было на что посмотреть.

Рей лежал, широко расставив ноги, явно не стесняясь того, что на него смотрят. Плоский живот мерно вздымался, половину лица закрывали солнечные очки, а руки были запрокинуты далеко за голову.

Не отрывая от него взгляда, Майкл потянул за полы рубашки-поло, через голову стаскивая её с себя, и бросил на чемодан.

Будто нарочно Рей опустил одну руку на живот и погладил себя — так что Майкл с трудом справился с желанием перевернуть его на живот и крепко отодрать.

К сожалению, в этом плане добраться до Рея ему не удавалось уже давно. Лет десять назад, когда они только познакомились в тенётах Оксбриджа Рей иногда ещё мог подставить ему зад — но в последние годы избаловался настолько, что соглашался только брать.

Рей был редким зверем — среди знакомых Майкла он единственный исповедовал чистый и непорочный гомосексуализм, как будто бы там, где у нормальных мужиков член включается на баб, у него стоял какой-то блок.

Зато на своей половине планеты он не стеснялся ничего и имел удивительное чутьё на мальчиков, которые хотели подставить ему зад.

Майкл сбросил джинсы и, пристроившись рядом с ним на носу яхты, закурил.