Мотылёк над хищной орхидеей

Вот уже около недели как они перебрались в Париж. Здесь у Реймонда была назначена череда деловых встреч, связанных с перепродажей какого-то безумно важного участка земли. В чём его важность, Рей не объяснял, а Конрад не очень стремился понять. Его больше интересовали экскурсии по городу, который он, как и Женеву, видел в первый раз, и обсуждавшаяся день за днём перспектива продолжить обучение.

Слишком настаивать на колледже Конрад не мог, хотя после заключения контракта вкупе с поведением Рея в течение всех прошедших дней чувствовал себя всё спокойнее рядом с ним.

Стипендию он потерял, а просить у Рея деньги на обучение не хотел. О возобновлении обучения в Шотландии Рей и думать не желал, и столь же смутны были его представления о том, как Конрад может учиться где-то в Европе.

— Я хочу, чтобы ты всегда оставался рядом со мной, — говорил тот, — а я не могу обосноваться где-то в одном месте. К тому же о том, чтобы ты вернулся жить в кампус, и речи не может быть.

Конрад разводил руками и не знал, с какой стороны взять штурмом эту крепость. До нового набора оставалось ещё около полугода, до возможности восстановления — и того больше, потому время не поджимало, да и вообще не было до конца понятно, сколько времени Рей будет интересоваться им.

Заикаться с Реем о перспективах их отношений и подавно не было смысла — тот жил одним днём, и любые разумные доводы и вопросы отбивал фразами наподобие:

— Я хочу, чтобы ты был со мной, Конрад. Не представляю, как это может измениться.

Конраду тоже нравилось быть с ним, но неопределённость пугала, и он необычайно остро ощущал, что, несмотря на контракт, никаких особых прав у него нет. Если Рей захочет избавиться от него — он найдёт как.

Рей однако обещал, что в его доме под Парижем у Конрада тоже появится студия, и не обманул. К тому времени, когда они добрались до шато, там уже в самом деле были подготовлены все необходимые комнаты, и если бы не смена интерьера, Конрад и не заметил бы, что уезжал.

Здесь в доме, в отличие от женевской квартиры, Жак мягко, но настойчиво попросил его соблюдать дресс-код. Попытки обсудить этот вопрос с Реем ни к чему не привели — утопив Конрада в объятиях и поцелуях, он столь же мягко, но безапелляционно объяснил, что любит, когда одежда соответствует ситуации и месту.

— Это старинный дом. И я купил его не для того, чтобы бегать в шортах между мраморных статуй.

Статуи и правда впечатляли. Хотя Конрад и любил более ранние работы, но и стройные ряды античных аллегорий, выстроившихся вдоль партера, приводили его в восторг. Он попробовал сделать слепки с некоторых из них, но, недовольный результатом, вернулся к прежней работе — торс, который теперь приходилось прятать от Рея, обрёл руки. Конраду почему-то особенно страшно было лепить именно их — бугристые волны бицепсов, переплетённые венами, завораживали его.

Со второй работой он встал в тупик. Конрад догадывался, чего хочет от него Рей — нечто вроде «Умирающего галла» более чем обрадовало бы его. Но хотя на фотографиях сходство определённо имелось, Конраду было неловко лепить в подобной роли себя самого. К тому же для того, чтобы сделать скульптуру в полный рост, нужно было сделать множество расчетов, для которых требовалось знать — в каком материале будет выполняться конечный результат. Как делать расчеты — Конрад знал, а вот с материалом определиться не мог. Рей в этом ничего не понимал, и советчик из него был никакой. Конрад же не был уверен, что справится с подобной работой хоть в гипсе, хоть в бронзе — и тем более, что удастся перенести результат в мрамор, с которым он до сих пор не работал никогда. Ему не нравился гипс своей хрупкостью — и ещё более неподходящей для этой работы казалась глина. Если, создавая свой тайный торс, Конрад получал удовольствие от простых прикосновений пальцами к глине и практически не думал про результат, то прикосновения к собственному телу, перенесённому в скульптуру, не вызывали почти никакого интереса, но порадовать Рея он всё же хотел.

В конце концов Конрад поймал момент, когда Рей не был занят и имел достаточно свежую голову, и признался в своём бессилии.

— Я не смогу, — сказал он, — мне просто не хватает умения, Рей.

— Но то, что я видел, было очень чувственным, — с удивлением ответил Рей и привычно обнял его, чтобы успокаивающе погладить по спине.

— Дело не только в чувственности. Есть множество профессиональных навыков, которыми я не успел овладеть. Я могу сделать разве что бюст. А я хочу…

Он закусил губу и, не зная, как продолжить, потянул Рея в коридор, чтобы привести к себе.

— Только не нервничай, когда я тебе покажу, — сказал он.

Продолжая удерживать руку Рея, подвёл его к своему тайному закутку и сдёрнул полотно с почти готового торса, рядом с которым лежали две пары рук.

— Понимаешь, я могу сделать руки, живот, грудь… Но если я скреплю их между собой, скульптура, возможно, упадёт.