Мотылёк над хищной орхидеей

Он принялся объяснять проблему, стоящую перед ним, чуть сместился в сторону, чтобы не заслонять свет, и замер, хватая ртом воздух, когда то же непонятное состояние, что и на кухне пару недель назад, охватило его. Сердце билось где-то в ушах, а горло сдавил спазм.

Рей стоял рядом с бюстом, и рука его, частично скрытая закатанным до локтя рукавом рубашки, лежала рядом с глиняной рукой. Конрад думал, что он сходит с ума, но эти две руки были как одно. Даже венка, бежавшая от локтя к запястью, извивалась так же, как у Рея на руке.

— Конрад! — позвал тот, убирая руку и подхватывая любовника, будто опасался, что тот упадёт. Конрад и в самом деле с трудом держался на ногах.

— Ты… — выдавил он, но больше ничего сказать не смог. Дёрнул Рея за руку, пытаясь снова положить её рядом со своим изваянием, и тут до Рея дошло.

— Конрад, мне страшно за тебя, — сказал он, разворачивая любовника так, чтобы тот больше не видел изваяние.

— Твоя рука… как его.

— Ты видел его руку?

Конрад быстро замотал головой.

— Я чувствовал её, Рей. Тебе не понять. Я несколько месяцев не видел вообще ничего — только слышал и осязал. И ко мне приходил только он. Весь мой мир сузился до него.

Конрад впился пальцами Рею в плечо и тяжело дышал.

— Не понимаю… — прошептал он.

— Зато я понимаю, — спокойно сказал Рей, всё так же прижимая его к себе и поглаживая по волосам. — И мне лестно, Конрад, что хотя ты и не хотел этого, твоя работа оказалась посвящена мне. Говорят, так бывает у творческих людей.

Конрад, нахмурившись, запрокинул голову, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Изображая Мадонн и муз, скульпторы прошлых эпох неизбежно придавали им лица своих возлюбленных. Возможно, потому, что это был самый прекрасный лик, который они могли представить себе.

Конрад молчал. Он не был уверен, что это так, но другого объяснения найти не мог.

Поймав руку Рея, он изучающе провёл по ней кончиками пальцев. От этого прикосновения от запястья к локтю пробежал ток, и, подняв глаза, Конрад увидел, что взгляд Рея тоже слегка затуманился.

— Наверное, мне не стоит лепить его вообще, — сказал он наконец. — Я хочу, чтобы ты позировал мне, Рей. Это будет в сто раз интересней, чем всё остальное, что я смог бы слепить.

Он поймал губы Рея и втянул того в долгий, нежный поцелуй.

Рей вовсе не испытывал той уверенности, которую хотел показать.

Он не испытывал уверенности вообще ни в чём.

Когда случилось происшествие с несчастным белком, Рей даже не разобрался до конца, что произошло, но теперь, наблюдая за тем, как растёт вылепленный Конрадом торс, он всё отчётливей понимал, что любые возможные ассоциации с прошлым пугают того — но исключить их из обыденной жизни никак не мог: можно было избавиться от протеина и перейти на апельсиновый сок, но Конрад боялся темноты, а устроить для него вечный день Рей не мог.

Во сне Конрад жался к нему и никогда не ложился раньше, чем Рей возвращался домой, если тот вдруг уходил куда-то вечером без него.

Иногда он шептал в полудрёме:

— Не отдавай меня ему, Рей.

Рей только стискивал зубы и прижимал его ближе к себе.

«Кому ему?» — с горькой усмешкой хотел спросить он, но мог только молчать. Иногда он всё же целовал Конрада и так же негромко шептал ему на ухо:

— Кони, я люблю тебя. Ты всегда будешь только со мной.

И, как ни старался Рей избежать вранья, это была очередная ложь.

Жизнь, которую он вёл вместе с Конрадом, была совсем не той, к которой Рей привык. Он несколько месяцев не появлялся на вечеринках и в свете, не говоря уже о том, чтобы поехать в модельное агентство или, тем более, на Тодос. Он не виделся с друзьями — даже Майкла видел с начала лета всего несколько раз, из них половину по скайпу и только чтобы поговорить о делах.

Рей в самом деле хотел, чтобы Конрад был с ним. Всё время с ним. Ночью и днём. Он боялся отпустить его от себя даже на миг, опасаясь, что что-то произойдёт, и он уже не увидит его. Но и настолько кардинально менять свои привычки Рей был не готов.

Он понимал и то, что Конраду в самом деле нужно продолжить обучение, но никакой из возможных вариантов не устраивал его. Он не был готов возвращаться к общению через интернет, с тем чтобы видеться вживую раз в полгода. Всё чаще приходила ему в голову мысль о частном учителе, но оставлять Конрада наедине с кем-то, позволять сходиться так близко — он не хотел.

Рей отчётливо ощущал, что Конрад «любит» его лишь потому, что, как он и сказал, рядом не было больше никого ещё. Никого, кто мог бы защитить его. Никого, кто думал бы и заботился о нём.

То, что мальчик очень одинок, Рей понял уже давно. Его ничуть не удивило то, что Конрад не спешит возвращаться к семье или хотя бы списываться с ней. Всё, что рассказывал ему Конрад об отце и друзьях, говорило о том, что последние ничего не значат для него, а первый никогда не примет — как не принимал Рея и его собственный отец.

В этом состояла одна из причин, по которой Рей считал, что Конрад адаптируется в новой среде — с Кагертом или кем-то ещё. И теперь проклинал себя за то, что оказался прав.