Мотылёк над хищной орхидеей

Конраду чудилось, что он по-прежнему сидит за отцовским столом. Тяжёлое молчание висело над блюдами с купленной в магазине ветчиной с фасолью и жареным картофелем — готовить отец никогда не любил и не умел. Конрад буквально чувствовал, как касаются кожи повисшие в воздухе слова: «Я всегда знал, что ты будешь работать задницей, как твоя мать». Конраду нечего было сказать. Никто толком не рассказывал ему причин, побудивших уехать мать. Только теперь он начинал смутно их понимать — и одновременно осознавать, насколько абсурдно всё, что выдумывает о них обоих отец. Он не знал, что может сказать в ответ на эти слова. «Я люблю его и хочу прожить с ним жизнь…» — ничего более идиотского придумать было нельзя. Он отчётливо представлял себе, как выглядит всё происходящее с позиции отца. Сбежав из колледжа, он встречает богатого любовника и вместо учёбы остаётся с ним на целый год. И даже не важно, где именно Конрад его нашёл — отец не станет задавать этот вопрос. — Ты тоже так думаешь? — спросил он у Линдси. Та отвела глаза. Конрад не знал, зачем приехал сюда. Рассказать, что случилось, он всё равно не мог. Просто не сдержал желания недолго побыть в кругу родных — забыв, что никогда раньше не было между ними особого родства. — Он же выкинет тебя, — выплюнул, прощаясь, отец, когда Конрад спустя два дня, так и не найдя с ним общего языка, покидал дом, — ему же только твоя мордашка нужна. Конрад стиснул зубы. Ему показалось вдруг, что отец вовсе говорит не с ним. Но от этого было не менее обидно слышать его слова. — Я не знаю, — честно признался он, — но кроме его дома мне некуда идти. Он — моя семья.

Конрад брёл по улицам, залитым дождём, спрятав руки в карманы, и вспоминал последние слова Рея. Он пытался представить себе, мог бы остаться здесь насовсем или нет. Ему хотелось провести больше времени с отцом. Доказать ему, что он не тот, кем отец привык его считать. Но он понимал, что не сможет доказать ничего. Закрыв глаза, Конрад остановился в подворотне и попытался представить себе лицо Рея. Такое, каким оно было в первую их встречу, и такое, каким стало теперь. Конраду казалось, что за это время холод покинул его глаза, но теперь, задумавшись об этом, он понимал, что этими новыми — теплыми — глазами Рей смотрит только на него. «Я не игрушка», — говорил он сам себе, но чем сильнее пытался себя убедить, тем меньше верил собственным словам. Наконец он закрыл лицо руками и перестал понимать, что течёт по щекам — слёзы или дождь. Он долго стоял так, силясь справиться с собой и пытаясь понять, куда должен идти теперь. Если отец был прав, то оставаться с Реем на таких правах он бы не хотел. Нужно было пользоваться случаем, возможностью получить свободу — но Конрад чувствовал, что и она ему не нужна. Он хотел назад. Он уже почти разобрался в собственных чувствах, когда ощутил чью-то руку на своём плече. Конрад машинально рванул за неё, как учил тренер, но приём не удался — только запутал всё. Теперь Конрад оказался прижат к стене, а крупный мужчина навалился на него, прижимая к горлу нож. Он что-то говорил на французском языке с таким ужасным акцентом, что Конрад вряд ли смог бы понять его, даже если бы кровь не шумела так в висках. — Подстилка… — казалось, незнакомец вторил отцу, — … будешь не нужен ему. Не нужен никому. А затем лезвие ножа мелькнуло в воздухе и полоснуло по щеке. Незнакомец повернул нож, причиняя новую боль, разрывая края раны, и тут же занялся другой щекой. Конрад попытался вырваться, но нож глубже вошёл в тело. Боль стала нестерпимой, но ему всё же удалось оттолкнуть противника, и тот, испуганный таким поворотом, нанёс новый удар — теперь уже под ребро. Конрад закричал, вырывая оружие из его рук, и нападавший легко подарил нож ему — а сам бросился прочь. Конрад шагнул в направлении улицы, но тут же стал оседать на землю. В голове клубился туман. «Рей», — звенело в голове и отчётливо стояло любимое лицо. Конрад не знал, сколько пролежал так. Когда пришёл в себя, часы показывали одиннадцать часов. Тело всё ещё терзала боль, но, кажется, кровь остановилась. «Вокзал», — вспомнил он и, с трудом поднявшись на ноги и надвинув на лицо капюшон, чтобы прохожие не шарахались от него, бросился туда.

«Ты просто игрушка, — звенело у него в ушах, — он наиграется и выкинет тебя».

Конрад не помнил, как пробрался на вокзал. Не разбирал где сон, а где явь, когда увидел вдалеке силуэт Реймонда в узком чёрном пальто, с руками, спрятанными в карманы. Тот шагнул в вагон, а Конрад всё ещё был слишком далеко, чтобы удержать его. — Рей! — услышал он собственный голос, но так и не понял, звучит ли тот наяву или только мерещится ему. Он попытался стянуть капюшон, и, похоже, кровь потекла опять. Рей обернулся. Несколько бесконечных секунд прошли в полнейшей тишине, и Конрад успел увериться, что Рей не узнает его, когда тот метнулся в темноту и прижал его к себе. — Рей… — выдохнул он. Слёзы текли из глаз, обжигая кровоточащие порезы на щеках. Страх сковал тело, а Конрад всё смотрел и не мог оторвать глаз от склонившегося над ним лица.