Мозес

– В конце концов, – продолжал доктор Аппель, поднявшись со своего места и прохаживаясь перед кроватью, на которой лежал его собеседник, – в конце концов, у каждого из нас найдется, что потребовать у Неба, ссылаясь на свои естественные права. Кто бы из нас, в самом деле, ни мечтал, не медля больше ни минуты, получить то, в чем он видит себя несправедливо обделенным и обиженным?.. Вы думаете, герр профессор, мне самому не хочется порой закрыть глаза на все, что происходит вокруг и взлететь на крыльях этого максимализма туда, где мне не надо будет ломать голову над теми проблемами, которые каждый божий день ставит перед нами жизнь?.. Можете быть уверены, господин Цирих…

Да, да, господин профессор! В конце концов, все мы время от времени испытываем страстную потребность почувствовать себя Иисусом Навином, повелевающим солнцем! Тем более, господин профессор, что речь, кажется, все-таки идет о справедливости.

– Боюсь только, что пока я буду требовать того, что, возможно, и в самом деле полагается мне по праву, все сестры немедленно позабудут свои обязанности, технический персонал выпьет все запасы нашего спирта, а пациенты разбегутся или перемрут от голода и болезней… Потому что вам прекрасно известно и без меня, что кроме естественного права, господин профессор, на свете есть еще такие вещи, как долг и ответственность…

– Увы, господин Цирих, – продолжал доктор Аппель, разводя с сожалением руками. – Жизнь нуждается в нашей опеке независимо от того, хотим мы этого или нет. Поэтому давайте попробуем поискать утешения в исполнении своего долга, герр профессор… Не думаю, что мы ничего не найдем на этом пути.

Доктор смолк и вновь уселся на свой стул, сцепив на груди руки, как будто спрашивая всем своим видом: не правда ли, господин Цирих? Что скажите, уважаемый профессор? И даже: интересно, что вы возразите на все это, герр Цирих!

Повернув голову, господин Цирих в свою очередь тоже внимательно посмотрел на доктора.

– Не могу не признать, что в последнее время вы довольно успешно овладеваете искусством проповеди, – отметил он, похоже, не без некоторого сарказма.

Доктор Аппель отметил, что лицо господина Цириха, наконец, слегка порозовело. Он улыбнулся и сказал:

– Наверное, это потому, что в отличие от вас, я внимательно читал ваши книги, – он улыбнулся, словно приглашая этой улыбкой вспомнить господина Цириха, что тот был и по-прежнему остается автором таких замечательных творений, какими без сомнения были и «Популярная апологетика», и «Собрание теологических глав», и «Структура творения», чья безукоризненная логика и здравый смысл оберегали нас от пагубных соблазнов своеволия, не раз и не два напоминая нам о том, что смиряясь с известными обстоятельствами, мы проявляем мудрость и разумную гибкость, тогда как чрезмерные своевольные требования, как правило, имеют своим конечным результатом отчаянье и сомнение.

– Разве не это мы справедливо назовем грехом, дорогой профессор?

По лицу господина Аппеля можно было, пожалуй, легко прочесть, что не стоило бы в этом даже сомневаться.

– Не знаю, что вы там читали, доктор, – проворчал господин Цирих, пропуская мимо ушей заданный ему вопрос, – но, без сомнения, вы прямо на глазах делаете успехи.

Тем более, герр профессор, тем более было не лишним спросить, не грешит ли тот, кто вследствие этого отчаянья требует от Бога невозможного, а порой и немыслимого, забывая, что Тот, Кто ведет его по этой жизни, уж, наверное, имеет при этом какую-то одному Ему известную цель?

Одним словом, не разумнее ли было бы довольствоваться малым, чтобы в свое время получить великое, господин профессор? Как, собственно, и написано во всех Книгах, книжках и книжечках, доказывающих в один голос, что смирение и ожидание являются матерью всех прочих добродетелей?

Как написано в человеческом сердце, герр профессор.

– Ах, вот оно что, – сказал господин Цирих, отбрасывая одеяло и вновь усаживаясь на постели. – Хотел бы я знать, уважаемый доктор, кто упрекнет меня в том, что я отправился в путь в поисках своего возлюбленного сына, руководствуясь только собственной прихотью, а ни рискуя всем, что имел?.. Уж не вы ли это, доктор, вместе с вашей хваленой логикой?

Хорошенький, однако, путь, герр профессор, отметил доктор. Сломанный палец и порванная штора. Прекрасное начало для всякого, как вы выражаетесь, пути… Во всяком случае, – уточнил доктор, деликатно демонстрируя, что его терпение тоже не вечно, – в этом вопросе со мной согласились бы, пожалуй, все без исключения.

На губах господина Цириха возникла бледная улыбка.

– Согласие большинства никогда не свидетельствует об их истинности, – кажется, не без удовольствия сообщил он доктору Аппелю. – Но если вам так будет спокойней, то вы можете отнестись к моему пути, как к метафоре, доктор.

– Еще одна метафора?