Мозес

– Не знаю, понимаете ли вы меня, доктор, но вы, наверное, думаете, что все, что вы сделали, это только открыли рот и задали вопрос? Какой-нибудь маленький и безобидный вопросик? Какая сегодня погода? Или – есть ли предел божественному милосердию?.. Черта с два, господин доктор! Черта с два! Откуда вам это знать? Вы ведь даже не знаете толком, что такое человек… А ведь человек, это всего лишь существо, порожденное червями, которые он по неведению называет «вопросами»!.. О, господин доктор, господин доктор! Да откуда же вам это знать, в самом деле? Это всегда стоящее у тебя за спиной, всегда понуждающее тебя идти вперед, даже если раскалывается голова и подгибаются ноги. Ты просыпаешься утром и находишь себя бредущим по этой дороге. И знаешь, что тебе предстоит шагать по ней миля за милей еще много дней, много месяцев и много лет. И так – каждое утро. Сегодня, завтра, спустя вечность. Но, несмотря на это, ты все равно продолжаешь надеяться и задавать вопросы. И каждый из них норовит немедленно впиться тебе в горло и стать еще одной милей, по которой тебе суждено идти…

Тут господин Цирих погрозил перед собой кулаком, открыл рот и с неожиданным чувством произнес несколько слов, которые легко можно было услышать во время разгрузки в порту или в кабаке, когда кому-то показалось, что ему принесли теплое пиво. Глаза его за стеклами очков странно сверкнули.

Несколько последующих за тем мгновений прошли в обоюдном молчании.

– Простите, – сказал, наконец, господин Цирих уже совсем другим, угасшим и бесцветным голосом. – Боюсь, это не то, что вы хотели услышать.

– Ничего, – доктор Аппель постарался придать своему голосу некоторое подобие беззаботности, словно во всем, им услышанном, не было на самом деле ничего из ряда вон выходящего. – Ценю вашу откровенность, – добавил он, осторожно дотрагиваясь до руки лежащего. – Надеюсь, что я сумею понять вас правильно, господин профессор… Может быть, хотите добавить что-нибудь еще?

Этот вопрос означал, конечно, приглашение продолжить. Говорите, господин Цирих, говорите, говорите, вот что означало это приглашение. В конце концов, это в наших общих интересах, герр профессор. Ну, вот, хотя бы, как вы прикажите, к примеру, понимать эти самые вопросы, которые вы так не совсем эстетично назвали червями?

– Это метафора, – сухо сообщил господин Цирих.

– Я так и подумал, – сказал доктор Аппель, чувствуя некоторое облегчение.

Ну, разумеется, герр доктор! Никто, собственно, и не сомневался в том, что все сказанное было всего лишь метафорой и ничем другим. Оставалось только понять, что она значила, эта метафора, на фоне устойчивой депрессии и фрустральной декомпенсации? Возникла ли она спонтанно или, возможно, была обусловлена теми или иными причинами, например, головной болью, усталостью или подавленным настроением, а может быть, ей сопутствовали страхи, галлюцинации или навязчивые мысли, которые преследуют тебя с утра и до вечера?.. Что скажете, господин профессор?

– Вы похожи сейчас на охотничью собаку, – на лице господина Цириха появилась почти брезгливая гримаса.

– Собаку, у которой хороший нюх, – согласился доктор Аппель, вновь возвращаясь на свой стул. – И знаете, что сейчас чует нос этой собаки, герр профессор?.. Он чует, что у вас еще найдется кое-что, что бы вы могли мне рассказать…Кое-что любопытное, герр доктор.

– Возможно, – сказал господин Цирих, застегивая верхнюю пуговицу пижамы. – Возможно, – повторил он, спустив ноги с кровати и сунув их в тапочки. – Не стоило бы, конечно, вам это говорить, но если вас это хоть немножко утешит, то я скажу, что кое-что я, действительно, слышал…

– Вот видите, – доктор Аппель не скрывал удовлетворения – И что же?

– Уж во всяком случае, не звук судных труб, – сердито сказал господин Цирих. – Конечно, это был голос.

На его лице в эту минуту было написано что-то вроде – «а вам-то что за дело, господин доктор», тогда как по выражению лица доктора Аппеля можно было догадаться, что нечто подобное, собственно говоря, он и ожидал, так что оставалось только уточнить кое-какие незначительные подробности, вроде той, например, как часто слышит господин доктор этот голос, или – давно ли он слышал его в последний раз, или, наконец, – как сам он относится к такому неординарному событию, как это.

Деловой тон вопросов подчеркивал, что речь, в конце концов, идет о вещах, с медицинской точки зрения вполне допустимых, хотя и не слишком ординарных, а вовсе не о чем-то из ряда вон выходящим, что потребовало бы незамедлительных действий и долгого лечения. В конце концов, – вновь напоминал этот тон, – все трудности носят безусловно временный, а значит – преодолимый характер.

– Другими словами, – сказал доктор Аппель, – это надо понимать так, что у вас никогда не возникало сомнения в том, что вы слышали именно голос?

При этих словах господин Цирих, наконец, позволил себе слегка усмехнуться.