Мозг серийного убийцы. Реальные истории судебного психиатра

В условиях неопределенности – идентификационной, а затем и в семейной жизни – Моник продемонстрирует посредственные материнские качества, оставив двух сыновей первому мужу. А затем она начнет вынашивать план мести, надеясь на помощь того, кто сможет вернуть ей детей и свести счеты с их отцом. Фурнире еще не присутствует в ее жизни, о нем лишь мечтают. Моник ждет проходимца, крепкого парня, способного со всем разобраться. Герой ее романа вовсе не обязан быть убийцей. Однако Фурнире ничего не скроет от нее из-за своей одержимости девственностью, которую продемонстрирует в их переписке.

Существует поразительный контраст между обилием инкриминируемых ей преступных деяний и бедностью признаков, собранных при психиатрической экспертизе. Исходя только из разговоров с ней, понять что-то невозможно: Моник постоянно ссылается на свой страх и необходимость уберечь их сына Селима, что формально противоречит содержанию ее писем и ответов на них, продолжительности преступного брака и активному характеру ее участия.

На этом этапе уместно обратиться к другой логике, помимо той, которой Моник Оливье руководствовалась в своих высказываниях. Эта логика становится очевидной при изучении недосказанностей, типа ее сексуальной извращенности и характера отношений в их паре. В сфере внимания психиатрической экспертизы находятся как явления, которые имеются в наличии, так и те, что должны быть, но отсутствуют. Моник Оливье не сообщает о каких-либо сделках с совестью, о колебаниях или даже о мимолетном ужасе от преступлений, в которых она участвовала. Помимо нескольких неубедительных высказываний, не обнаруживается и следа чувства вины. Она не была инициатором ни одного из преступлений. Но ее вообще не беспокоили их похождения: она участвовала во всем этом с ледяным спокойствием, оказывая своего рода техническую помощь. Такое поведение совместимо только с сочетанием безразличия и потребительства.

Вот где находится средоточие ужаса. Вот почему мы предпочитаем не полагаться на объяснения экспертов: у Моник Оливье, несомненно, присутствует как активное, так и делегированное извращение. Первоначально, по просьбе Фурнире, она пытается сыграть роль в сцене лишения невинности. Но это ей не удается: она очень смущена и испытывает неловкость, что дополняется ее неадекватностью и неспособностью удовлетворить своего мужчину. Она не была девственницей в первом браке и не в состоянии предложить – в фантазиях или на самом деле – свою невинность Фурнире, оказываясь для него тем более неинтересной. Опять неудача. Принимая участие в преступлениях избранника, она наконец выйдет из своего состояния посредством сексуальной извращенности. Способствуя изнасилованию других, Моник восстановится после нарциссических повреждений, которые ей были нанесены. Вместо нее пострадает другая. Так в своих фантазиях она перевернет страницу собственных страданий, чтобы принять позу победителя. Эти двое сошлись во взглядах на значимость такого явления, как девственность. У каждого было свое место и свое удовольствие в этом сценарии ужасов: Моник выступала в качестве доверенного лица режиссера и главного исполнителя злодеяния, таким образом удовлетворяя своего мужчину и одновременно отождествляя себя с ним. Также в этой ситуации для нее присутствовало некое архаическое облегчение: возможность остаться в живых, избежать участи девочек и молодых девушек, принесенных в жертву вместо нее. Моник больше не была той, кто разочаровывает мужа и чувствует свою неполноценность. Теперь она превратилась в ту, кто удовлетворяет его, активно участвуя в извращении, при этом не становясь жертвой, которой предначертано страдать.