МРНЫ (почти правдивая история)

Не смейтесь, мне это почти удалось. Испортила все Ёшка, глупая кошка. Наскочила, зашипела, растопорщилась вся, как шаровая молния, и ну вопить:

— Где ваше разрешение, это частная собственность…

Белый ангел с достоинством повернулся к ней, мигнул голубыми глазами и говорит:

— И вам доброго утра, соседушка.

Ёшка сразу сдулась и ну намывать бок — мол, некогда мне болтать, дел полно.

Я гостью в дом позвал, и она легко, как подхваченная вет­ром пушинка, вспрыгнула на окно. Я побежал через дверь, чтоб не опозориться, если обрушусь на полпути. Запыхавшись, влетаю в комнату, а она так интеллигентно, ни капли на пол не обронив, пьет молоко розовым языком. О-о-о-о!!! Тут я не мог больше притворяться, упал на колени, выхватил из-за спины букет алых роз и протягиваю ей со словами: «Будьте моей навеки!»

Ангел благосклонно потупил глаза…

Но Ёшка — вот же поистине Бабка Ёшка — презрительно пфыкнула с окна. И сбила нам весь романтический настрой.

Глава шестнадцатая Хороша Маша, да не Наша

Ёшка

Ой, настрой я им сбила. Чушь собачья! Дальше я расскажу, не слушайте этого обалдуя.

Мася от любви потерял остатки мозгов, если можно считать мозгами то, что находится у него между щеками и ушами. Он бегал по стенам, не спал, не ел и не сводил со своего ангела совершенно безумных глаз. Кошка осталась у нас и спокойно, с большим ­достоинством ела нашу еду два дня. Пришлось учить ее всему — что можно клянчить, когда люди едят, воровать со стола и скидывать на пол всякие интересные вещи. Она была совершенно неученая, эта деревенская красавица. Я уже почти смирилась с тем, что нас трое, но на третий день спозаранку раздался стук, и тетенька в кирзовых сапогах, в плаще, с распухшей кожаной сумкой, висящей накрест через грудь, распахнула дверь в комнату.

— Ма-ашк! Ви-итьк! — заорала она, не заходя за порог.

Наши повскакивали с вытаращенными глазами. В деревне Васьково принято ходить в гости, когда хозяева еще спят, — видимо, чтобы они не беспокоились наводить порядок.

— Эт я, Валя, почтальонша. Выходьте!

— Заходите, тетя Валя, — по-московски вежливо пригласила Маша.

— Дык наслежу.

— Ничего, ничего, проходите, — сказал Борода.

Она и прошла, не разувшись. С огромных сапожищ отвалилась пара кусков глины. Мася застонал — он не выносит грязи, фифа эдакая.

— Я эт, спросить хотела, Машка моя запропала, часом, не у вас? А то она могла зайти полюбопытствовать, у нас тут городских котов сроду не бывало, а тут сразу двое.

— Как же она узнала? — засмеялся Борода.

— А кто их поймет, как они узнают. В деревне и меж людьми тако же точно: ты сам еще не знаешь, а все уже про тебя в курсе.

Белая кошка соскочила с печки на плечо почтальонши и потерлась об нее щекой.

— О, здрасте пожалста. От шалава, уже здесь. Ну-к пошли, только котят мне не хватало, топи потом.

Наша Маша лицом изменилась, но от комментариев удер­жалась. Здесь, в деревне, свои законы жизни, не надо пытаться их понять и тем более изменить.

— Не уходи! — взмолился Мася глазами — большими, жалобными, мультяшными.

Но почтальонша без капли уважения ухватила ангела поперек брюха и прижала локтем.

— Я подумала, вы тут отрезаны от мира, дык я вам радиву прихватила. У меня лишняя. Мне внук привез большой агрегат, ловит много чего и кассеты крутить умеет.

Кассеты??? Что это?

Она выудила со дна сумки транзистор с ладошку.

— Ой, — заулыбался Борода, — надо же, спасибо! Вот чего нам не хватало.

Теперь по вечерам мы слушаем далекий шум городов по ра­дио, как будто море в ракушке. А Масина любовь Машка, к которой, надо вам признаться, я его жутко ревновала, больше не приходила. Может, запирали ее, может, жених не приглянулся. А может, и моих это лап дело, спорить не буду. Я же не зря зовусь Бабкой Ёшкой и колдовать умею от природы.

Он, впрочем, быстро смирился. Хороша Маша, да не Наша.

Глава семнадцатая Проводы

Борода

В середине лета Маша поехала в Москву. Мы уже вовсю освоили жизнь в деревне: собирали кору ивы, сушили ягоды и лекарственные травы, солили в бочках и сушили грибы. В доме пахло обалденно. Но, конечно, на эти запахи не могли не прийти мыши и прочие любители легкой наживы. Маша к таким вещам привыкала даже труднее, чем к приготовлению пищи в печке. А это, поверьте, дело непростое для городской девушки. Но уезжала она все же не потому, что ее достала вся эта романтика с нестираемой копотью и ночевками на подстилке из соломы (я накосил и насушил, теперь мы спали на душистых, но совсем не мягких матрасах), и не из-за мышей, как она клялась. А из-за гроз, которые постоянно отрезали нас от электричества. С интернетом тут, конечно, было совсем плохо. Вернее, никак.

Машу провожали до станции всем составом, даже Мася довел нас до вершины холма. Дальше не ходит — боится дяди-Васиных собак, привязанных, но весьма гавкучих.

— Ёшка! — сказала Маша на перроне, зарываясь лицом в кошкин живот. — Дорогая моя девочка, смотри за ним в оба, не отпускай одного, ладно? Оставляю его на твое попечение.

Я обнял их обеих.