МРНЫ (почти правдивая история)

— Зима здесь очень мягкая, вокруг горы, сидишь на дне, как в норке, — ни ветра, ни мороза, снег иногда выпадет — красота. Когда сильно холодно было, я в монастыре ночевал. Неподалеку скрытый монастырь есть, маленький совсем, при нем три монаха. Один из них меня учит.

— Чему учит?

— Как лечить людей.

— Он врач? — спрашиваю.

— Он долго был отшельником. С юности собирал целебные травы, изучал способы врачевания. Я к нему в ученики попросился.

— И он согласился вас обучать? Он всех берет, кто захочет?

— Нет, — улыбнулся Андрей. — Сначала мы практиковали только цигун, тайцзи и медитацию, и он проверял меня по-всякому.

— Как, интересно? Расскажете? — Я не могла сдержать любопытства.

— Хвалил за успехи, например. Или ругал. И когда я перестал реагировать, он начал меня учить врачеванию.

— Почему?

— Понял, что я избавился от своего «я».

— Разве можно избавиться от «я»? Что же тогда останется?

— Это для простоты так говорят. Избавляться нужно от чувства собственной важности, значимости. Гордыни.

— А как он понял, что вы избавились?

— У меня перестал учащаться пульс от похвалы или критики.

— Он каждый раз подходил и слушал ваш пульс? — Я едва не рассмеялась.

— Ему не нужно для этого подходить, он чувствует и так.

Все это звучало крайне неправдоподобно, как будто молодой человек начитался легенд про китайских мастеров и придумал себе целую историю. Но он был совершенно серьезен, говорил словно бы нехотя, не надеясь на понимание, и я чувствовала, что, если позволю себе подшутить, он просто вежливо спровадит меня, не обидевшись и даже не огорчившись. Потому что мое мнение ему не важно.

А мне почему-то чем дальше, тем важнее было его мнение. Что он обо мне думает? Нравлюсь я ему, как он мне? Да нет, какой там. Я же обычная.

Тут кошка выскочила из палатки с мышью в зубах и с урчанием поволокла жертву в кусты.

— Удивительная вы личность, — вдруг сказал Андрей, вглядевшись в меня и словно просветив рентгеном до самого дна. — С кошкой путешествуете. По ночам бродите.

Пока я успокаивала сердце, вскинувшееся от похвалы дикой лошадкой, он сполоснул в ручье чашки. Потом сказал, поглядев на небо:

— Пора мне. Мастер не любит ждать. А топать прилично. Я бы устроился жить поближе к монастырю, но вода есть только здесь.

Как жаль! Я могла бы часами молча сидеть рядом с этим безмятежным человеком, прожившим год в палатке у подножия гор — с мышами, сухой лапшой и газовой горелкой. Я могла бы часами смотреть на живой гудящий бамбук и проявляющиеся из тумана слоновьи ноги каменных столбов.

Я представила, как он упруго идет по заросшей колючками сырой тропе, слушает цикад и улыбается своим мыслям, свободный, одичавший, избавленный от чувства значимости и даже причастности к тому городскому миру, который кажется мне теперь когда-то давным-давно просмотренным и полузабытым фильмом.

— Значит, это тропа в монастырь? — спросила я, оттягивая момент расставания.

— Да, в другую часть заповедника, скрытую от туристов. Там нет таких ухоженных бетонных дорожек, указателей на английском и лестниц. Не пытайтесь искать сами, заблудитесь — никто вас потом не найдет.

И тут я страшно захотела увидеться с этим монахом. Вдруг он скажет, как мне жить дальше и почему мы с Витей больше не дурачимся, не хохочем, не радуемся друг другу, а больше ворчим, оправдываемся и спорим? Неужели все, конец любви?

— А вы сможете нас туда завтра отвести? Меня и мужа? С ко­тами?

— Не знаю. Нет, вряд ли. Монастырь не случайно называют скрытым.

Я молчу, смотрю жалобно.

— Ладно, спрошу разрешение мастера, — сжалился Андрей. — У вас есть китайская симка?

— Да, вот номер. — Я протянула ему бумажку с длинным но­мером.

— Я позвоню, если получу одобрение.

— Спасибо, Андрей… Вы похожи на пришельца, — вдруг бряк­нула я и испугалась, что обидела.

Он засмеялся:

— Вы меня раскусили. Я и есть пришелец.

— Правда? Я вам верю, — с готовностью подхватила я игру.

Но взгляд его затуманила какая-то нешуточная мысль.

— Вы не представляете, какой он на самом деле, этот мир, — сказал он серьезно. — Большинству людей открыта лишь видимая его часть. Правда, Ёшка?

— Мяк, — вдруг ответила из кустов моя кошка, подпрыгнула и перевернулась в воздухе.

Мне до ужаса захотелось сделать то же самое, чтобы сорвать веселые аплодисменты.

Виктор

Пять раз! Пять раз он меня разбудил, этот кот.

Сначала пришел откуда-то и давай шкрябать в окно — это раз. Потом истоптал меня всего грязными лапами. Это два. Потом ноги давай поставь домиком, чтобы он влез под одеяло, — три. Потом не мог найти выход из домика, выпусти его пописать. Горшок вынеси. Потом снова вынеси. Все добро притащил с улицы в дом.

Ладно, на пятый раз я проснулся окончательно, гляжу — а ­Маши-то нет. Вот почему я пригрелся и так заспался — она меня вторым одеялом укрыла.

Вылезать неохота — холодрыга. А отчего бы и не поваляться? Мы же отдыхаем. Лежал, лежал и вдруг как подскочу! Комп схватил, открыл файл с измучившим меня романом, который застрял ни туда ни сюда, — и давай строчить. Осенило!