Мстёрский ковчег. Из истории художественной жизни 1920-х годов

Художник Валерий Алфеевский, абитуриент того же 1926 года, вспоминал, что «Вхутеин… являл картину чрезвычайно пеструю и совершенно неповторимую как по методам обучения и программе, так и по преподавательскому составу»[979]. Во второй половине 1920-х годов студентами Вхутемаса-Вхутеина стали мстёрские выпускники: Сергей Кибирев[980], Михаил Курбатов[981], Валентина Барабаш[982], Николай Вишняков[983], Лев Баскин[984], Николай Боровко[985], Николай Штамм[986], Павел Кениг[987], Мария Модорова[988], Петр Кожевников[989], Клавдия Харитонова[990], Прокопий Добрынин[991], Андрей Кисляков[992], Григорий Филипповский[993], Н. Богословский[994], Юлия Максимова[995], Анатолий Шепелюк[996], Мария Шуйкина[997], Георгий Бучнев[998], Александр Богданов, Петр Пошвенчук. После очередного преобразования Вхутеина в 1930 году в институтах Москвы и Ленинграда, развившихся из его факультетов, получали творческие профессии Анатолий Антропов[999], Александр Изаксон[1000], Борис Корин[1001], Соломон Либстер[1002], Алексей Медведев[1003], Леонид Модоров[1004]…

^{Юлия Максимова. 1925. Государственный архив Владимирской области}

^{Николай Боровко. 1927. Государственный архив Владимирской области}

^{Валентина Барабаш (Григорьева). 1924. Государственный архив Владимирской области}

^{Клавдия Харитонова (Климова). Середина 1920-х. Мстёрский художественный музей}

^{Петр Пошвенчук. 1923. Архив Мстёрского института лаковой миниатюрной живописи им. Ф. А. Модорова}

^{Николай Вишняков.1927. Государственный архив Владимирской области}

Лекции читали в основном на Мясницкой, в бывшем помещении Училища живописи, ваяния и зодчества. Здесь же были и студенческие общежития с нищим, полуголодным бытом[1005]. Дни эйфории и эмоционального подъема нередко сменялись у их обитателей упадком, депрессией, которая удобно укладывалась в социально подготовленное русло так называемой есенинщины. Не одна бедная жизнь и гримасы нэпа приводили к разочарованиям, но и максимализм, завышенные требования к себе, неумение справиться с потоком впечатлений. Многие студенты, поступившие по профсоюзным путевкам, и рабфаковцы с трудом осиливали учебную программу. Мстерян эта проблема, как правило, не касалась. Несмотря на всю новизну обстановки, учеба во Вхутеине была для них, говоря современным языком, лишь расширением файла. Например, большинство сильно затруднялось на Основном отделении постижением предметов «Пространство», «Объем» и «Цвет», изучавшихся наряду с рисунком и живописью как самостоятельные дисциплины. Мстеряне знали этот абстрактный методологический подход еще по техникуму.

Знакомым был и студенческий быт[1006]. Привычные его тяготы искупались впечатлениями, которые выходцы из Мстёры умели ценить. Тут Москва давала, по сравнению с провинцией, целое море возможностей. Под рукой была богатейшая институтская библиотека; в музеи вхутеиновцы ходили почти ежедневно, как в учебные аудитории. В одних залах их привлекали классические голландцы и французы, в других — Сезанн, в третьих — Венецианов, Федотов и Суриков… Напряженная художественная жизнь огромного города с обилием разнообразных выставок быстро расширяла эстетический кругозор молодых людей. О театрах теперь можно было не только спорить. Мало того что театральные залы столицы оказались особо гостеприимны к молодым художникам, закулисье блестящего, таинственного мира нередко давало им заработок. Михаил Курбатов[1007], Клавдия Харитонова[1008] и Мария Модорова вспоминали о своем скромном вкладе в оформление спектаклей в Государственном театре имени В. Э. Мейерхольда. Происходило это по инициативе В. П. Киселёва, старавшегося поддержать в Москве бывших воспитанников. С особенным чувством соучастия наблюдали они потом за зрелищем. Их старший товарищ вхутемасовец Константин Дорохов писал: «Мы ходим чуть ли не каждый день к Мейерхольду — это наш театр, созвучен нашим настроениям, волнует нас, и после него все кажется пресным, серым, натуралистичным. Совсем юные М. Бабанова, И. Ильинский, З. Райх, здесь же М. Царёв, Н. Охлопков, М. Жаров, Э. Гарин, В. Яхонтов и другие… Двери театра для нас всегда широко открыты. Зачетная книжка вхутемасовца в знакомом всем коричневом переплете имеет магическое действие — с нею нас везде пропускают, будь это вечер Маяковского или маленький театр „Семперантэ“ на Малой Дмитровке»[1009].