Мстислав Удалой. За правое дело

Новгородский летописец поминает своих: «О, велик, братия, промысел Божий! На том побоище убили из новгородцев в схватке только Дмитра-псковитина, Антона-котельника, Ивана Прибышинича-ткача, а в отряде Иванка Поповича, терского данника, а в смоленском полку был убит один Григор Водмол, знатный муж. А все остальные были сохранены силою честного креста и правдой».

Всех членов общины помнят поименно. Это не чернь Запада, которая гибнет и остается в забвении, потому что вспоминать нужно только господ рыцарей. Население Руси – свободные люди, жизнь каждого ценна, что и доказывают такие, казалось бы, мелочи, как воспоминания про убитых. Конечно, перед нами отнюдь не феодальное общество.

Сочинитель «Повести о битве на Липице» захлебывается восторгом, хотя мы бы предпочли детальное описание сражения. «О, многих победили, братья, бесчисленное число, ибо убитых воинов Юрия и Ярослава не может вообразить человеческий ум, а пленников во всех новгородских и смоленских станах оказалось шестьдесят мужей. Если бы предвидели это Юрий и Ярослав, то пошли бы на мир: ибо слава и хвала их погибли и сильные полки стали ни во что».

Единственное ценное известие среди всего летописного восхваления – численность армии суздальцев: «Было ведь у Юрия семнадцать стягов, а труб сорок, столько же и бубнов, а у Ярослава тринадцать стягов, а труб и бубнов шестьдесят».

Неясно, правда, сколько здесь людей. Какое их количество сражалось под каждым стягом? Но любая деталь летописи, написанной кем-то из русских монахов, далеких от военной тематики, – уже достижение.

Известна позднейшая находка археологов. На месте Липицкой битвы обнаружен шелом. Его условились считать шлемом Ярослава. Князья удирали так быстро, что растеряли оружие, шлемы, броню… Поражение было страшное.

6. После битвы

Рассказчик противоречит сам себе, потому что далее следует повесть о доброте смоленских князей, которые, мол, даже противника не преследовали. Так, но тогда откуда гора трупов на Липице? Из-за упорного боя? Если бой упорный, то выходит, что суздальцы вышли на бой голые и безоружные, если гибнут пачками, а у новгородцев – всего-то несколько жертв. Нет, были и преследование, и резня, и большие потери с обеих сторон. Другой вопрос, что в какой-то миг Удатный и его родичи остановили погоню. Если бы погнались дальше, «то Юрию и Ярославу не уйти бы было и город Владимир бы захватили», считает повествователь.

Потерпевшие поражение суздальцы были озлоблены друг на друга. Многие винили во всём Ярослава, говоря прямо в глаза:

– Из-за тебя сотворилось нам много зла!

«Ибо не десять человек было убито, не сто, а тысячи и тысячи, а всех избитых девять тысяч двести тридцать три человека. Можно было слышать крики живых, раненных не до смерти, и вой проколотых в городе Юрьеве и около Юрьева. Погребать мертвых было некому, а многие, бежавшие к реке, утонули, а другие раненые умерли в пути, а оставшиеся в живых побежали кто к Владимиру, а иные к Переяславлю, а иные в Юрьев». Цифры вызывают сомнение. Несколько убитых новгородцев против девяти тысяч суздальцев? Конечно, к этому следует прибавить потери смолян да ростовцев, но всё равно число убитых суздальцев кажется преувеличенным.

Великий князь Юрий сражался с полками Константина Мудрого, когда увидел бегство Ярослава. Князь потерял голову, помчался во Владимир-на-Клязьме и скакал всю ночь, загнав по пути трех коней, растеряв доспех и одежду. К воротам города он подъехал к полудню; как гласит предание, в одной сорочке.

Во Владимире-на-Клязьме остался небоеспособный народ: попы, монахи, женщины, дети. Увидев всадника, обрадовались: думали, что это гонец с вестью о победе.

– Наши одолели!

Оказалось – нет.

Юрий стал ездить вокруг стен, приговаривая:

– Укрепляйте город!

Владимирцы всё поняли, раздался бабий плач и визг. К вечеру прибежали потерпевшие поражение владимирцы да суздальцы: кто ранен, кто раздет; тянулись и ночью. Поутру, созвав людей, Юрий сказал:

– Братья владимирцы, затворимся в городе, авось отобьемся!

Мужики зашумели.

– Князь Юрий, с кем затворимся? Братия наша избита, иные взяты в плен, а остальные прибежали без оружия. С чем станем обороняться?

Юрий взмолился:

– Всё знаю, но не выдавайте меня ни брату Константину, ни Владимиру, ни Мстиславу, чтобы я сам мог выйти из города по своей воле.

Это пообещали.

Ярослав прискакал в Переяславль, загнавши четырех коней по дороге, и затворился в городе. Повествователь резонерствует: «И не довольно было ему прежнего злодейства, не насытился крови человеческой, избив множество людей в Новгороде, в Торжке и на Волоке, но и теперь, уже бежав, он велел захватить новгородцев и смольнян, которые пришли по торговым делам в его землю, и всех новгородцев заточить в погреба, а других в гридницу, где они задохлись от скопления множества людей, а иных велел загнать в тесную избу и удушил их там – сто пятьдесят человек, а отдельно заточили пятнадцать человек смольнян – эти остались в живых».