− Лучше болтаться на виселице, чем быть твоим гостем. Твоя братская забота обо мне заходит слишком уж далеко. Ты держишь меня, точно ребенка в пеленках, боишься, чтобы я раньше времени не сбежал. Неужели ты считаешь меня таким неблагодарным? Неужели ты мне больше не веришь? Ты ведь с давних времен знаешь, что я не мастер лгать. Ты, наверное, еще помнишь: в детстве, хогда нам случалось вместе напроказить и нас собирались сечь, ты всегда умел повернуть дело так, что мы вышли бы сухими из воды, если бы я, по своей великой глупости, в конце концов во всем не признавался; нам задавали добрую порку, и за это-то ты меня больше всего и ненавидел.
Иво слушал, молча скрежеща зубами. Он чувствовал себя бессильным перед этим человеком, чья жизнь была в его руках. О, с какой радостью услышал бы он от Габриэля мольбу, стенания, крики – все то, о чем он сегодня налгал Агнес! А вместо этого он должен был сносить спокойные насмешки Габриэля и убеждаться в том, что упрямого названого брата ничто не может сломить. Каждое слово Габриэля было подобно удару хлыста по самолюбию Иво.
– Да, вот еще о чем я хотел спросить, – продолжал
Габриэль, все еще полушутя, но уже гораздо более мягким тоном. – Как поживает фрейлейн фон Мённикхузен?
Иво стиснул зубы и не проронил ни слова; на лбу у него выступил холодный пот. Габриэль сказал с живостью:
− От Христофа я узнал, что больная сегодня встала с постели. Ты действительно по-отечески заботился о ней и во всем проявил себя настоящим рыцарем. За это доброе дело я приношу тебе свою горячую благодарность и безоговорочно отпускаю тебе все прегрешения молодости. Я
умру с радостью, если буду знать, что моя бедная спутница пользуется заботливым уходом.
− Ты, кажется, надеешься, что я берегу ее для тебя? –
сказал Иво с едкой насмешкой. – Ты легковерен. Может быть, этот лакомый кусочек я берегу для себя!
Цепи звякнули. Габриэль резко приподнялся и сел.
− Что это значит?
− Это значит, что Агнес фон Мённикхузен с сегодняшнего дня – любовница Иво Шенкенберга, – ответил
Иво злорадно. Испуг Габриэля его безмерно забавлял.
− Не шути этим, – сказал Габриэль дрожащим от волнения голосом. – Так далеко даже твой произвол заходить не должен. Это не какая-нибудь пастушка, которую ты мог бы оскорблять безнаказанно. Рыцарь фон
Мённикхузен – человек могущественный, он может сломить шею и покрепче твоей. Бесчинствуй сколько можешь, но не забывай, что твоему насилию есть предел.
− Кто говорит о насилии? Разве ты применял насилие, когда она бежала с тобой? И ты ведь – ничто, а я – прославленный военачальник, Ганнибал Эстонии! Можешь ли ты хотя бы минуту сомневаться, на чьей стороне сейчас благосклонность прекрасной Агнес? Ха-ха-ха!
С минуту Габриэль действительно сомневался. Как острый меч, пронзила его мозг недобрая мысль: может быть, болезнь и несчастье помрачили разум Агнес и она в самом деле. . но нет, этого быть не может, это совершенно невозможно! Агнес неверна ему, Агнес –
любовница Иво Шенкенберга? Это просто смешно! Габриэль рассердился на себя самого. Как могло такое низкое подозрение хотя бы на миг прийти ему в голову? Разве он недостаточно хорошо знал Иво как бесстыдного лгуна? Иво хотел его только помучить – это было ясно как день. Габриэль испытывал теперь такое же душевное состояние, как Агнес утром, но, к сожалению, у Габриэля было еще меньше хитрости, еще меньше терпения.
– Ты лжешь, Иво, – сказал он с холодным презрением.
Хотя бы он разозлился, вспылил! Его спокойный голос, звучавший презрением, снова воспламенил ярость
Иво, немного утихшую под влиянием злорадного чувства.
− Попридержи язык! – скрежеща зубами, прохрипел он. − Еще одно слово в пояснение, потом я замолчу, –
холодно сказал Габриэль. – Мне кажется, с тех пор, как я без сопротивления позволил себя связать, ты возымел обо мне ложное представление. Может быть, ты думаешь, что я тебя боюсь. Ты ошибаешься. И тогда я не боялся тебя, не боюсь и теперь. Я знаю, что ты можешь сделать со мной все, что тебе вздумается: ты можешь вырезать у меня язык, выколоть глаза, сварить и изжарить меня живьем, но не надейся, что я стану тебя молить о пощаде или что я поверю твоим словам. Так! Теперь между нами все ясно и у меня с души свалилось бремя, все эти дни меня тяготившее.
Рука Иво судорожно ухватилась за кинжал, торчавший у него за поясом.
− Ты нарочно меня злишь? – с хрипом вырвалось из его груди.
− Ага, ты, наверное, и шел сюда с мыслью выпустить мне кровь? Тем лучше, тогда мне не придется иметь дело с виселицей. Ведь от твоих так называемых судей мне все равно живым не уйти. У меня есть еще одна просьба: отвези Агнес фон Мённикхузен к ее отцу. Можешь быть уверен, ты получишь щедрые чаевые. А на большее не надейся! Агнес видит разницу между честным человеком и Иво Шенкенбергом. Я не знаю, какого она мнения о тебе, но я уверен, что после моей смерти мнение это не улучшится. Ты можешь ей клеветать на меня с пеной у рта, что ты уже, кажется, и делал...