Читаем Мститель полностью

− Я верю, что вы, высокочтимая фрейлейн, этому верите; но, к сожалению, мой долг перед родиной повелевает мне быть недоверчивым, – ответил Иво улыбаясь.

− Вы оскорбите меня и моего отца, если тронете этого человека, – воскликнула Агнес, вспылив. – Рыцарь Мённикхузен могущественен, и он дорожит им.

− Я не боюсь угроз, – холодно ответил Иво.

− Простите, я не угрожаю, я прошу, – пролепетала Агнес; в лице ее опять не осталось ни кровинки.

− Не унижайте себя, фрейлейн фон Мённикхузен, –

вмешался Габриэль, хмуря брови.

− Вы сами видите, уважаемая фрейлейн, как упрям этот человек, – сказал Иво, пожимая плечами. – Даю вам честное слово, фрейлейн фон Мённикхузен, что я не жажду его крови. Я не трону и волоска на его голове, если он сам не выведет из терпения меня или моих людей. На нем лежит тяжкое подозрение, и он должен оправдаться перед судом в Таллинне.

– Я не боюсь суда, но связать себя не позволю, –

твердо сказал Габриэль.

Агнес с отчаянием вглядывалась в лицо Иво; на его упрямом лбу было написано, что уступок здесь ждать бесполезно.

− Габриэль, одно слово! – тихо попросила Агнес.

Габриэль наклонился к ней.

− Помни: твоя смерть – это моя смерть, – прошептала ему на ухо Агнес. – Смирись ради меня!

− Ты этого желаешь? – печально шепнул Габриэль в ответ.

Потом он выпрямился, бросил свой меч к ногам Иво и глухо произнес:

– Теперь делай со мной что хочешь!

В одну минуту руки его были связаны за спиной. Еще раз с грустной улыбкой склонил он голову перед Агнес, и люди потащили его вон из шатра. Агнес бессильно опустилась на постель...

С этого дня жизнь в лагере несколько изменилась. Если до сих пор Иво Шенкенберг спешил возвратиться в Таллинн, то теперь он действовал так, будто хотел навсегда остаться на берегу реки Ягала. Он строго запретил шуметь около его шатра и никого туда не впускал, кроме опытной женщины, которая в лагере исполняла обязанности врача и слыла чуть ли не колдуньей. Эта старуха днем и ночью сидела у постели девушки, и благодаря ее заботам и лечению рана Агнес вскоре зажила. Часто, когда больная засыпала, Иво навещал ее. Подолгу смотрел он на лицо

Агнес, перешептывался со старухой о том, о другом и удалялся на цыпочках, как только больная начинала проявлять признаки беспокойства. Когда Агнес не спала, старуха заводила с ней разговор и всегда умела ловко свести речь на Иво, превознося его до небес и всячески восхваляя; но если Агнес спрашивала о Габриэле, старуха не находила достаточно слов, чтобы заклеймить этого «предателя родины и шпиона». Агнес вскоре заметила, что и похвалы, и порицания старуха высказывала по заранее обдуманному плану. Поэтому у больной чувство благодарности к сиделке охладело удивительно быстро. Агнес стала суровой и недоверчивой. Она радовалась, слыша, что Габриэль цел и невредим, а все другие речи пропускала мимо ушей.

Спустя десять дней после того, как Агнес была ранена, старуха сообщила Иво, что больная поправилась и хочет встать. Иво приказал старухе подождать во дворе и направился к больной один. Агнес сидела на постели.

– Что делает мой бедный спутник? – был первый ее вопрос.

Иво чуть заметно нахмурился.

− Вы принимаете такое большое участие в этом человеке? – спросил он глухим голосом, жадно глядя на бледное лицо девушки и ее глубоко впавшие глаза, которые в полумраке шатра казались почти черными.

− Он спас меня от смерти и плена, – ответила Агнес тихо, – как же я могу оставаться безучастной к его судьбе?

− Ему было легко освободить вас из рук русских потому, что он сам привел их в Куйметса.

− Это ложь! – с жаром воскликнула Агнес.

Иво пожал плечами.

− Это покажет допрос на суде в Таллинне.

− Невинного никакой суд не может осудить.

− Кто знает?

− Подождите еще, Иво Шенкенберг! – попросила Агнес. – Не предавайте его суду, пока не явятся подлинные свидетели. Только мой отец может по-настоящему засвидетельствовать, виновен Габриэль или невиновен. Мой отец никогда не допустит, чтобы учинили беззаконие над человеком, спасшим от смерти его единственную дочь.

− Свидетели из Куйметса, разумеется, нужны, и было бы весьма желательно, чтобы рыцарь фон Мённикхузен сам выступил свидетелем против предателя, – мягко сказал Иво. – Но тогда, уважаемая фрейлейн, нам, к сожалению, пришлось бы до конца суда держать вас в плену.

− Почему? – с испугом спросила Агнес.

− Ваши глаза могли бы всякого свидетеля направить по ложному пути, фрейлейн фон Мённикхузен.

− Как так?

– Какой же мужчина мог бы сказать «да», если вы говорите «нет»? Неужели вы так мало сознаете свою силу,

прекрасная чародейка? Я увидел вас впервые несколько дней назад и за это короткое время стал другим человеком. До сих пор я считал своего дорогого названого брата злым, хитрым, лживым человеком, а теперь, глядя вам в глаза, я почти готов верить, что он чище ангелов.

Лесть Иво произвела странное впечатление на Агнес; у нее было такое чувство, будто ее слуха коснулось шипение ядовитой змеи. Холодная дрожь пробежала по телу девушки, а в сердце тайный голос прошептал: будь настороже!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза