Мститель

− Это было бы для многих великое благо, но я не думаю, чтобы он погиб. У злодеев душа живучая. Это хитрый лис, всегда найдет лазейку. К тому же, я его не так уж крепко привязал; через несколько часов ему, наверное, удастся освободиться от веревок.

Эти слова пробудили в золотом сердце Агнес горячий порыв радости и благодарности.

– Вы великодушный человек! – растроганно воскликнула Агнес дрожащим голосом, и Габриэль вдруг ощутил на своей руке прикосновение чего-то мягкого и теплого.

Габриэль резко остановился.

– Юнкер Георг, что вы делаете? Вы целуете руку слуги!

Габриэль попытался говорить шутливым тоном, но голос его прервался, все тело охватила дрожь. Как бедная грешница, стояла перед ним гордая дочь рыцаря; глаза ее были опущены, лицо пылало. Ее девичья красота в эту минуту показалась Габриэлю почти сверхъестественной, и такую же сверхъестественную силу воли проявил он, устояв против искушения.

− Подумайте о вашем сословном достоинстве, фрейлейн фон Мённикхузен, – проговорил он после короткого молчания странно звучащим, прерывистым голосом.

− Я рассердила вас? – испуганно пролепетала Агнес.

− Нет, но я не хотел бы, чтобы вы потом сердились на себя самое.

Солнце уже склонялось к западу, когда путники подошли к маленькому ручью, с ленивым журчанием струившемуся по лесной поляне. Вблизи ручейка стоял заброшенный сенной сарай. Осматривая его, Габриэль увидел немного сена, оставшегося здесь бог весть с каких времен.

– Небо к нам милостиво, – обрадованно сказал Габриэль.

– Я уже с тревогой думал о том, где нам найти пристанище на ночь. Правда, и этот приют не блещет пышностью, и избалованный юнкер Георг, наверное, сделает недовольную гримасу. Но все же он сможет, по крайней мере, отдохнуть на мягком ложе, под кровом. А я, как верный слуга, буду стоять на страже у дверей.

− Неужели вы совсем не устали? – удивилась Агнес.

− Нисколько.

− А я совсем выбилась из сил, – вздохнула Агнес, устало опускаясь на мягкое сено.

− Ох я, глупец! – воскликнул Габриэль, досадуя на самого себя, и тотчас же принялся устраивать из сена ложе, а потом покрыл его своим длинным кафтаном. – Где была моя голова, как я раньше об этом не подумал! Что гнало меня все время вперед? Это была непростительная ошибка с моей стороны, это было прямо преступление!

Как могли вы, молодая, слабая девушка, после бессонной ночи вынести еще и такой долгий, трудный путь?

– У меня был приятный спутник.

Габриэль с сомнением покачал головой.

− Вы сами ввели меня в заблуждение, фрейлейн Агнес. Весь день вы были веселы и бодры, как же мне могло прийти в голову, что вы устали? Если бы вы хоть раз пожаловались на усталость!

− Я в течение дня и не чувствовала усталости.

− Я теперь понимаю: вас окрыляло горячее стремление поскорее увидеться с любимым отцом и. . может быть, и с прекрасным юнкером Хансом.

− Господин Габриэль!

В голосе Агнес послышалось вдруг такое искреннее огорчение, что сердце Габриэля, как это ни странно, затрепетало от радости.

− Сапоги не натерли вам ноги? – вздохнул он с притворной озабоченностью.

− Ноги у меня так одеревенели, что я боли и не чувствую.

− Бедная, бедная фрейлейн Агнес! Что же нам теперь делать? Я был бы осужден на вечную кару, если бы вы завтра утром не смогли подняться на ноги или – храни нас небо от этого! – совсем расхворались! Каким тяжелым,

каким страшным должно вам казаться это путешествие, а оно – увы! – грозит еще больше затянуться!

– Да нисколько, – возразила Агнес не раздумывая. –

Мне, наверное, никогда еще не было так радостно и спокойно, как сейчас.

На это Габриэль сумел ответить только одним: движимый внезапным порывом чувства, он склонился перед девушкой, схватил ее руки и поцеловал их. Откуда у него вдруг появилась такая смелость? Это тайна зарождающейся любви. Агнес быстро отдернула руки и закрыла ими свои глаза. Следы усталости исчезли с ее лица.

Несколько неуверенным голосом Габриэль пожелал девушке спокойной ночи и вышел из сарая. За дверью он растянулся на траве, с твердым намерением не поддаваться дремоте и бодрствовать всю ночь. При его душевном состоянии выполнить это решение было нетрудно. Он не испытывал ни малейшей усталости, во всем теле чувствовалась легкость, голова была полна светлых дум. В