Мученики пера

— Я не могу отбросить ихъ. Причиной нашей разлуки была, какъ вы сами сказали, бѣдность, и если Эми болѣе не бѣдна, то это вовсе не резонъ, чтобы я шолъ къ ней просить прощенія.

— Однако взгляните-же на дѣло безпристрастно: вѣдь первый вызовъ былъ сдѣланъ вами. Я отнюдь не хочу говорить вамъ непріятностей, но... конечно, вы и сами сознаете, что вы дали Эми нѣкоторый поводъ жаловаться...

Рирдонъ съ трудомъ подавлялъ раздраженіе. Ему хотѣлось остаться одному, обдумать хорошенько случившееся, а тутъ эта Мистриссъ Юль со своимъ звенящимъ въ его ушахъ голосомъ!.. Самая мягкость этого голоса была непріятна ему.

— Я сознаю, что былъ поводъ къ огорченію и заботамъ, но жаловаться было не на кого.

— Однако, вы упрекали ее за то, что она не хотѣла жить въ какомъ-то совсѣмъ неприличномъ для нея мѣстѣ.

— Можетъ быть, я потерялъ терпѣніе послѣ того какъ Эми... Впрочемъ, я считаю излишнимъ возвращаться къ прошлому.

— Но неужели вы не исполните моей просьбы?

— Къ сожалѣнію, это невозможно. Дѣло касается только насъ съ Эми, и постороннее вмѣшательство не можетъ принесть никакой пользы.

— Жаль, что вы смотрите на мой поступокъ какъ на «постороннее вмѣшательство», возразила уколотая Мистриссъ Юль; — очень жаль! Признаюсь, мнѣ не приходило въ голову, что вы можете взглянуть на дѣло такимъ образомъ.

— Повѣрьте, что я сказалъ это не съ тѣмъ, чтобы васъ обидѣть.

— Такъ вы отказываетесь сдѣлать первый шагъ къ примиренію?

— Я вынужденъ отказаться и убѣжденъ, что Эми пойметъ мои побужденія.

Мистриссъ Юль поняла, что ей ничего болѣе не остается, какъ уйти. Она еще настолько владѣла собой, что протянула зятю руку и сказала съ видомъ сожалѣнія:

— Мнѣ остается только прибавить, что дочь моя очень, очень несчастна.

Рирдонъ вышелъ вскорѣ послѣ нея, и пошолъ куда глаза глядятъ.

День за днемъ проводилъ онъ послѣ того въ лихорадочномъ возбужденіи. По вечерамъ пульсъ его ускорялся и никакая усталость не могла принесть ему освѣжающаго сна. Въ разговорахъ со своимъ единственнымъ другомъ, Биффеномъ, онъ казался или угнетеннымъ, или — еще чаще — чрезъ мѣру возбужденнымъ. Кромѣ своихъ занятій въ лечебницѣ, онъ не дѣлалъ ничего, сидѣлъ по цѣлымъ часамъ, не открывая книги, или бродилъ по улицамъ безъ всякой цѣли. Часы, когда приходила почта, заставали его въ напряженномъ ожиданіи; въ восемь часовъ утра онъ непремѣнно стоялъ у окна, прислушиваясь, не стукнетъ-ли почтальонъ у наружной двери. Заслышавъ этотъ стукъ, онъ выбѣгалъ на лѣстницу, перегибался черезъ перила и съ трепетомъ ждалъ, поднимется-ли къ нему почтальонъ. Но всякій разъ оказывалось, что письма не къ нему.

Наконецъ, въ половинѣ ноября, ожидаемое письмо пришло. Рирдонъ слышалъ, какъ стучался почтальонъ, но онъ уже пересталъ выбѣгать на лѣстницу при подобныхъ случаяхъ, и въ этотъ день къ тому-же былъ боленъ и лежалъ. Услыхавъ, что кто-то поднимается къ нему по лѣстницѣ, онъ приподнялъ отяжелѣвшую голову, потомъ вскочилъ и яркая краска залила его лицо и шею.

Письмо Эми начиналось на этотъ разъ словами «милый Эдвинъ», при видѣ которыхъ у Рирдона закружилась голова. «Вы вѣроятно слышали, писала она, что мой дядя Джонъ оставилъ мнѣ десять тысячъ фунтовъ. Деньги эти еще не въ моихъ рукахъ, и я не хотѣла писать вамъ пока не получу ихъ; но боюсь, какъ-бы вы не истолковали превратно мое молчаніе. Еслибы деньги эти были получены въ то время, когда вы такъ бились, чтобы заработать для насъ средства къ жизни, то никогда не были-бы сказаны тѣ слова и передуманы тѣ мысли, благодаря которымъ мнѣ было такъ трудно написать это письмо. Я хочу сказать, что хотя это наслѣдство легально принадлежитъ мнѣ, но я признаю за вами право дѣлить его со мною. Съ тѣхъ поръ какъ мы разъѣхались, вы считали своимъ долгомъ присылать мнѣ гораздо болѣе денегъ, чѣмъ дѣйствительно могли удѣлять; поэтому я хочу, чтобы вы воспользовались вмѣстѣ со мною случившеюся перемѣной. Я сказала вамъ при нашемъ послѣднемъ свиданіи, что я готова вернуться къ вамъ, если вы возьмете мѣсто въ Кройдонѣ; но теперь для васъ не представляется надобности продолжать такой родъ занятій, который совершенно не по васъ. Повторяю, что я готова жить съ вами попрежнему, и охотно вернусь къ вамъ, если вы скажите мнѣ, гдѣ вы намѣрены поселиться. Не думаю, чтобы вы пожелали оставить Лондонъ навсегда, да и для меня это было-бы нежелательно. Дайте мнѣ вѣсть о себѣ какъ можно скорѣе. Полагаю, что этимъ письмомъ я исполняю выраженное вами желаніе. Я прошу васъ положить конецъ нашей разлукѣ и надѣюсь, что прошу ненапрасно».

Письмо выпало изъ его рукъ. Это было именно такое письмо, какого можно было ожидать, но начало обмануло Рирдона. Когда волненіе его улеглось, онъ впалъ въ такое отчаяніе, что нѣкоторое время не могъ ни шевелиться, ни даже думать.