– Ну ладно, проходите, гляньте на комнату.
Она повела Хейза по отделанному белой штукатуркой коридору, затем вверх по боковой лесенке и – в каморку немногим больше салона «эссекса». В ней стояли койка, комод, стол и стул. В стену были вбиты два гвоздя – для одежды.
– Три доллара в неделю и деньги вперед, – сказала домовладелица.
В комнате имелось одно окно и вторая дверь, напротив входной. Хейз открыл ее, ожидая найти чулан, однако увидел сразу улицу – футах в тридцати под ногами лежал узкий задний дворик, заваленный мусором. Поперек проема, на уровне коленей, была приколочена доска – в качестве ограждения, чтобы никто не упал.
– У вас живет человек по фамилии Хоукс, правда? – быстро спросил Хейз.
– Внизу, третья комната, – ответила домовладелица. – Хоукс и его дочь.
Она посмотрела в дверной проем.
– Раньше тут был пожарный выход, но что с ним стало – не знаю.
Заплатив три доллара, Хейз вселился в комнату. Стоило хозяйке выйти, как он сбежал вниз по лестнице и постучался в дверь к Хоуксу.
Дочь слепого приоткрыла дверь и выглянула в щелочку. Ей, наверное, пришлось уравновесить выражение сразу двух половинок лица – той, которую Хейз видел, и той, которая скрывалась за дверью.
– Пришел тот малый, папа, – тихим голосом произнесла девушка. – Тот, что следит за мной.
Щель между косяком и дверью она оставила очень узкой и стояла к ней вплотную. Хейз не видел, что внутри комнаты. Подошел слепец, однако его дочь и не подумала приоткрыть дверь шире. Выражение лица проповедника изменилось: стало мрачным, неприветливым. Слепой молчал.
Перед тем как покинуть свою комнату, Хейз придумал, что скажет.
– Я теперь живу здесь, – начал он заготовленную речь. – Решил, раз уж ваша дочь изволила поглазеть на меня, то следует вернуть ей должок, хоть какую-то часть.
На саму девушку Хейз не смотрел. Взгляд его был прикован к темным очкам проповедника и любопытным шрамам, которые тянулись по щекам, начинаясь за черными стеклами.
– Прошлой ночью, – заговорила девушка, – я смотрела на тебя возмущенно, как и положено женщине. Возмутили меня твои действия. Это ты пялился на меня. Ты бы видел, папа, как он ел меня глазами.
– Я открыл собственную церковь, – сказал Хейз. – Церковь Бесхристовую. Проповедую на улицах.
– Все не отстанешь от меня? – спросил Хоукс ровным голосом, совсем непохожим на тот, что запомнил Хейз. – Я не звал тебя сюда, и не смей ошиваться поблизости.
Хейз рассчитывал на тайное приглашение. Он постоял немного, думая, что бы сказать.
– Что ты за проповедник, – услышал он собственное бормотание, – если не видишь, как спасти мою душу?
Слепой захлопнул дверь у него перед носом. Хейз постоял некоторое время, затем утер губы рукавом и ушел.
У себя в комнате Хоукс снял очки и, подойдя к окну, выглянул во двор через дырку в оконной ширме – посмотреть, как отъезжает от дома машина Хейза. Один глаз у Хоукса был чуть меньше и круглее, нежели второй, однако видел проповедник обоими глазами одинаково хорошо. Девочка наблюдала за Хейзом через вторую дырку, пониже.
– Почему он тебе так не нравится, папа? Потому что он пришел за мной?
– Если бы он пришел за тобой, я принял бы его.
– Мне нравятся его глаза. Они словно бы не видят того, на что смотрят, и все равно продолжают глядеть.
Их комната была точно такой же, в какой поселился Хейз, только кроватей в ней стояло две, а еще имелись керосинка, умывальник и сундук вместо стола. Присев на кровать, Хоукс закурил сигарету.
– Проклятый христианский свин, – пробурчал он.
– Вспомни, кем был ты, – напомнила дочь. – Вспомни, что пытался совершить. Ты все преодолел, и прошлого не изменить.
– Нечего парню здесь околачиваться. Он бесит меня.
– Сделаем так, – сказала дочь, присаживаясь на кровать подле отца. – Помоги заполучить его, и после можешь уйти и делать что угодно. Я останусь с ним.
– Ты для него даже не существуешь.
– Тем лучше. Так будет легче его заполучить. Я хочу его, и ты мог бы мне помочь – потом уходи, как задумал.
Хоукс прилег на кровать и докурил сигарету. Лицо его сделалось напряженным и злым. Один раз он рассмеялся, но после вернулся в прежнее настроение.
– Что ж, может, и выгорит по-твоему, – сказал проповедник, подумав. – И если выгорит, это будет как елей на бороду Аарона.
– Это будет просто здорово! Я же сохну по нему. Еще никогда такого красивого парня не встречала.
Не прогоняй его. Расскажи, как ты ослепил себя во имя Христа, и покажи ту вырезку из газеты.
– Вырезку? Кстати, да…