Мудрая кровь

Десять лет назад, на Возрождение, отец хотел ослепить себя. Пришло две сотни, если не больше, человек. Аса Хоукс примерно с час проповедовал о слепоте Павла, распаляя себя, до того момента, когда ему показалось, будто его озарила вспышка Божественного света. Отец преисполнился мужества и опустил руки в ведро с размоченной известью, которую тут же размазал по лицу… Он не нашел в себе сил открыть в этот момент глаза. Чертей у него в голове для самоослепления хватало, однако в ту секунду они все ушли. Аса Хоукс позабавил Иисуса, и тот, изгнав бесов, поманил проповедника к себе.

Выбежав из шатра в аллею, отец пропал.

– Ладно, папа, – сказала дочь. – Я выйду пока, оставлю тебя одного.

Хейз поехал прямиком в ближайшую мастерскую, откуда ему навстречу вышел мужчина с черной челкой и коротким невыразительным лицом. Хейз объяснил, чего хочет: починить клаксон – чтобы гудел, залатать бак – чтобы не тек, отладить стартер – чтобы глаже включался, и закрепить дворники – чтобы не гремели.

Мужчина заглянул под крышку капота. Затем пошел вокруг «эссекса», наклоняясь и приглядываясь к нему то тут, то там, постукивая по автомобилю в разных местах. Хейз спросил, сколько времени уйдет на то, чтобы привести машину в божеский вид.

– Ничего не получится, – ответил механик.

– Машина хорошая. Я с первого взгляда понял, что она – моя. С нею мне всегда есть куда вернуться.

– Вы на ней куда-нибудь собирались?

– В другую мастерскую, – ответил Хейз. Сел в «эссекс» и уехал.

В следующем гараже его встретил мастер, который обещал привести машину в божеский вид за ночь, потому что машина, во-первых, отличная, прекрасной сборки, из замечательных деталей, и вообще, Хейз обратился к лучшему в городе механику, который работает в самой лучшей мастерской. Хейз оставил у него автомобиль, уверенный, что «эссекс» – в честных руках.

Глава 7

На следующий день, забрав машину, Хейз выехал за город, чтобы испытать ее на открытой дороге. Небо было чуть светлее его костюма, чистое и ровное; Хейз заметил всего одно облако – большое, ослепительно-белое, с кудряшками и бородой. Он успел проехать примерно с милю, когда за спиной кто-то кашлянул. Притормозив, Хейз обернулся и увидел, как поднимается с пола и садится на заднее сиденье дочь Хоукса.

– Я тут пряталась все время, а ты меня и не заметил.

В руке она сжимала букетик из одуванчиков; на бледном ее лице алели пухлые губы.

– Зачем ты забралась ко мне в машину? – злобно спросил Хейз. – У меня дела и нет времени на глупости. – Вспомнив о планах соблазнить девушку, Хейз смирил гнев и натянуто улыбнулся. – А, ладно, рад тебя видеть.

Перебросив сначала одну тонкую ножку в черном чулке через спинку сиденья, девушка перелезла вперед окончательно.

– В той записке ты хотел сказать, что я красива или что остальные не так хороши?

– И то, и то, – сухо ответил Хейз.

– Меня зовут Отдохновение. Отдохновение Лили Хоукс. Мать дала мне имя сразу, как я появилась на свет – в день воскресного отдохновения. Потом она отвернулась к стене и умерла. Я не знала ее.

– А-а, – промычал Хейз, стиснув зубы. Только компании ему не хватало. Все удовольствие от вождения ушло.

– Отец и мать женаты не были, – продолжала Отдохновение. – Значит, я бастард и ничего с этим поделать не могу. Я бастард не по своей воле – по вине отца.

– Бастард? – пробормотал Хейз.

Как же священник, ослепивший себя во имя Христа, мог обзавестись бастардом? Хейз повернулся и первый раз посмотрел на Отдохновение с неподдельным интересом.

Девушка кивнула, и уголки ее губ приподнялись.

– Настоящий бастард, – сказала она и, ухватив Хейза за руку, добавила: – Знаешь, ведь бастарду нет входа в Царствие Небесное.

Глядя на Отдохновение, Хейз не заметил, как направил машину в сторону канавы на обочине.

– Да как же ты… – Заметив красную насыпь, он быстро вывернул руль, возвращая машину на дорогу.

– Ты читаешь газеты? – спросила девушка.

– Нет.

– Есть одна женщина по имени Мэри Бриттл. Она говорит, что делать, когда не знаешь, как быть. Я написала ей и спросила, как мне быть.

– Да как ты можешь быть бастардом, если твой отец ослепил себя…

– Так вот, я написала: «Уважаемая Мэри! Я бастард, а бастард, как всем известно, не войдет в Царствие Небесное. За мной увиваются парни. Нельзя ли с ними пообжиматься? Если рай мне не светит, то какая разница?»

– Слушай меня, – позвал Хейз. – Если твой отец ослепил себя, то ты…

– Мэри ответила на письмо в газете. Она написала: «Уважаемая Отдохновение! Легкое «обжимание» допустимо, твоя беда – в неприспособленности к современному миру. Похоже, тебе стоит пересмотреть свои религиозные ценности, вдруг какие-то не соответствуют твоим требованиям в этой жизни. Религиозный опыт – прекрасное дополнение к бытовому, однако только в должной пропорции, без фанатизма. Прочти какие-нибудь книги по этической культуре».

– Да не бастард ты, – произнес Хейз, побледнев. – Ты что-то путаешь. Твой папочка ослепил себя.