Мудрая кровь

Енох был опечален и сердился из-за того, что выходной приходится тратить таким образом, да еще в дурную погоду, однако ему не терпелось избавиться от нового Иисуса. Когда в музее обнаружат пропажу, то пусть уж полиция сцапает не его, а Хейзела Моутса. Енох сам не мог понять, как позволил себе рискнуть свободой ради вонючего карлика-полуниггера, не совершившего в жизни ничего полезного и лишь позволившего себя забальзамировать и угодившего в музей. У Еноха это в голове не укладывалось. Обозленный, он посчитал: все Иисусы, как один, плохи.

Зонтик, одолженный у домовладелицы, оказался ее же ровесником. Енох еле-еле сумел раскрыть его и вышел обратно в ливень.

Зонтом домовладелица перестала пользоваться еще пятнадцать лет назад (а иначе бы не одолжила его Еноху), и как только его коснулись первые капли дождя, он со скрипом сложился, больно уколов спицей Еноха в затылок. Укрытый куполом, Енох вслепую пробежал несколько футов. Потом вошел в двери следующего магазина и, уперев зонт кончиком в мостовую, раскрыл его ногой. Затем снова выбежал на улицу, придерживая купол свободной рукой, – теперь резная рукоять в виде головы фокстерьера колола в живот. Так Енох преодолел еще четверть квартала, пока от спиц не отошла полоска шелка и вода не полилась ему за шиворот. Енох нырнул под козырек кинотеатра. Была суббота, и перед билетным киоском в подобие ровной очереди выстроились детишки.

Енох никогда особенно не любил детей, зато им нравилось смотреть на него. Очередь развернулась, и двадцать или тридцать пар глаз установилось на Еноха. Зонт в это время уродливо изогнулся: половина опущена, половина задрана вверх, и та, что задрана вверх, приготовилась опуститься и вылить Еноху за шиворот еще воды. Когда же вода наконец полилась, дети, засмеявшись, принялись радостно подпрыгивать на месте. Одарив их злобным взглядом, Енох отвернулся и приспустил очки. Прямо перед ним стоял четырехцветный плакат в человеческий рост: горилла, и у нее над головой красными буквами прописано: «ГОНГА! Гигант, король джунглей и звезда! Живьем! Только у нас!!!» На уровне колен гориллы помещалось продолжение рекламного текста: «Гонга покажется перед этим кинотеатром в 12 часов дня. СЕГОДНЯ! Бесплатный билет первым десяти смельчакам, не побоявшимся пожать Гонге лапу».

Обычно Енох думал о чем-то отвлеченном, когда судьба готовилась дать ему пинка под зад. Когда ему исполнилось четыре года, отец принес из тюрьмы металлическую коробочку: на оранжевом корпусе были нарисованы арахисовые леденцы, а зеленая надпись сообщала: «Ореховый сюрприз!» Стоило приподнять крышку, как из-под нее ударила стальная пружина, сломав Еноху кончики двух передних зубов. Подобные моменты в жизни Еноха случались до того часто, что, казалось бы, у него должно выработаться чутье на опасность. Сейчас Енох дважды очень внимательно перечитал надписи на афише. Ему подумалось: вот, сама Судьба дарит шанс оскорбить успешную обезьяну. Внезапно вернулось прежнее почтение к новому Иисусу. Наконец пришла награда, наступает наивысший момент жизни, которого Енох столько ждал.

Обернувшись, он спросил у детей, который час. Те ответили: «Десять минут первого, горилла опаздывает». Один ребенок предположил, что Гонгу задержал дождь, на что другой ответил ему: «Нет, не дождь, просто директор гориллы летит сюда самолетом из Голливуда». Енох скрипнул зубами. Первый ребенок сказал ему, мол, если хочешь пожать лапу звезде – становись в очередь, как остальные. Енох – делать нечего – встал в конец очереди.

Мальчик спросил, сколько лет Еноху, а другой заметил, дескать, у Еноха забавные зубы. Стараясь не обращать на ребятишек внимания, Енох попытался выпрямить зонт.

Через несколько минут из-за угла выехал черный, похожий на полицейский фургон грузовик и медленно покатил по улице под проливным дождем. Сунув зонт под мышку, Енох прищурился за стеклами темных очков. Грузовик подъехал ближе, и из его нутра донеслась музыка: «Та-ра-ра-бум-ди-ай», почти неслышная за шумом ливня. На кузове была нарисована блондинка, представляющая не гориллу, а нечто совсем иное.

Когда грузовик остановился у входа в кинотеатр, дети образовали очередь поровнее. Не было нарисованной гориллы и на задней двери фургона. Из кабины выпрыгнули двое в черных дождевиках и, проклиная дождь, кинулись открывать фургон. Один из них сунул голову внутрь и произнес:

– Так, поживей давай, ладно?

Второй ткнул в сторону детишек большим пальцем и сказал:

– Вы назад отойдите, ладно? Назад отойдите.

Голос изнутри фургона произнес: «А вот и Гонга, народ! Гонга Ревущий, суперзвезда. Пожмите ему крепко лапу, народ!» За шумом ливня слова едва различались.

Человек, стоявший у дверцы фургона, вновь засунул голову внутрь и позвал:

– Ладно, пора на выход!

Из недр кузова послышался глухой удар. Затем наружу показалась мохнатая черная рука, но едва ее коснулись капли воды, как она вновь исчезла внутри кузова.