Мудрая кровь

Хейз убрал с рамы заднего сиденья доску – чтобы освободить больше места для своего убогого ложа. Он постоянно возил с собой подушку и армейское одеяло, а на полке под овальным задним окном – печку-спиртовку и кофейник.

– Друг, я бы с радостью заплатил за возможность встретить его, – предложил Онни-Джей.

– Послушай-ка, – сказал Хейз. – Я узнал о тебе предостаточно, и лучше бы тебе убраться отсюда. Нет никакого нового Иисуса. Это лишь способ выразить мысль.

Улыбка Онни-Джея чуть потускнела.

– Что ты имеешь в виду?

– Нет никакого нового Иисуса, – повторил Хейз. – Это не вещь и не человек. Я упомянул его, желая выразить мысль.

Онни-Джей не успел убрать голову из салона, а Хейз уже потянул на себя дверцу.

– Нового Иисуса не существует!

– Вот этом твоя беда – пустозвонство, – пробормотал Онни-Джей. – Говоришь о том, чего показать не способен.

– Убери голову из моей машины, – предупредил его Хейз.

– Меня зовут Гувер Шотс, – прорычал блондин, снова просовываясь в салон. – С первого взгляда я понял, что ты псих.

Хейз приоткрыл дверь, так чтобы хлопнуть ею посильнее. Гувер Шотс успел убрать голову, но не большой палец руки. Когда Хейз закрыл дверь, блондин душераздирающе взвыл. Хейз дал Шотсу высвободить палец и вновь закрылся в машине.

Задернув шторку на ветровом стекле, он улегся на армейское одеяло и прислушался. Снаружи Гувер Шотс скакал вокруг машины, подвывая от боли. Потом, когда он затих, раздались шаги. Через обшивку кузова Хейз расслышал горячий шепот:

– Ну берегись, друг. Я выживу тебя из бизнеса! У меня будет свой Иисус и свои пророки – на бобах. Слышал? Слышал меня, друг? – говорил хриплый голос.

Хейз не ответил.

– Да, и завтра я выйду на улицу со своей проповедью. Составлю тебе конкуренцию, – продолжал голос снаружи. – Слышишь меня, друг?

Привстав и опершись на спинку переднего сиденья, Хейз ударил по кнопке клаксона. Раздался гудок, похожий на козлиное блеяние, перебиваемое циркулярной пилой. Гувер Шотс отскочил от «эссекса», будто его садануло током.

– Ну хорошо, друг, – сказал он, отойдя футов на пятнадцать и трясясь. – Погоди, погоди, ты обо мне еще узнаешь.

Развернувшись, он пошел вниз по тихой улочке.

В машине Хейз провел час – не самый приятный в своей жизни. Ему приснилось, будто его заживо погребли в могиле и он ждет не Высшего суда – потому что на свете нет Высшего суда. Он ждал ничего. Сквозь овальное окошко на него успело поглазеть множество пар глаз: какие-то – со значительным уважением (например, мальчик из зоопарка), какие-то – просто так, из праздного любопытства. Посмотрели на Хейза три женщины, нагруженные бумажными пакетами, – посмотрели оценивающе, словно на филе рыбы, которое собирались купить. Впрочем, через минуту и они пошли прочь. Мужчина в парусиновой шляпе наклонился к окну и подразнил Хейза, показав ему на пальцах «нос». Женщина с двумя мальчиками поглядела, широко улыбаясь, на Хейза, а потом, уведя детей из виду, знаками дала понять, будто желает забраться в салон и составить ему на время компанию. Ей не удалось пролезть через окно, и потому она вскоре тоже удалилась.

Все это время Хейз думал вылезти наружу, но поскольку смысла в том не было, он даже не пошевелился. Все ждал, когда появится Хоукс с разводным ключом – слепой проповедник так и не пришел.

Наконец сон завершился. Хейз думал, что на улице уже утро, однако была еще только полночь. Хейз перелез на переднее сиденье, включил стартер, и машина завелась как ни в чем не бывало. Хейз повел «эссекс» к дому и когда доехал, вошел в прихожую. К себе он подниматься не стал – посмотрел на дверь в комнату слепого, подошел к ней. Приложив ухо к замочной скважине, услышал храп. Легонько покрутил ручку – дверь оказалась заперта.

Хейзу впервые пришла мысль вскрыть замок. Порывшись в карманах, он нашел кусочек проволоки, которой иногда пользовался вместо зубочистки. В коридоре горел тусклый свет, однако и его хватило. Хейз опустился на колени перед замочной скважиной и аккуратно, стараясь не произвести ни звука, вставил в нее проволоку.

Сделав пять или шесть попыток, Хейз наконец услышал слабый щелчок. Он встал, дрожа, и открыл дверь. Вошел. Сердце в груди колотилось так, словно Хейз пробежал до комнаты Хоукса немалую дистанцию. Подождав, пока глаза привыкнут к темноте, он приблизился к кровати проповедника – тот лежал, свесив голову через край матраса. Хейз присел рядом на корточки и зажег спичку, поднес ее практически вплотную к лицу Хоукса, и тут проповедник очнулся. Две пары глаз смотрели друг на друга, пока горела спичка. Перед Хейзом будто бы раскрылась темная бездна – отпечаток которой нашел себя в выражении у него на лице – и закрылась вновь.

– Теперь можешь уходить, – коротко, густым голосом произнес Хоукс. – Оставь меня.

Он замахнулся на Хейза, и тот безо всякого выражения на лице отстранился и через секунду исчез в темноте.

Глава 10

Следующим вечером Хейз припарковался напротив театра «Одеон», залез на капот «эссекса» и начал проповедь.