– Позвольте же рассказать, на чем стоим я и моя церковь. Остановитесь на минуту и прислушайтесь к истине, больше вы ее не услышите.
Хейз говорил, вытянув вперед шею и размахивая рукой. Остановились две женщины и парень.
– Есть много истин: ваша истина и чья-то еще, однако за всеми истинами стоит другая, единственная – та, что истины нет. Нет истины ни за одной из истин – вот о чем проповедую! Откуда вы пришли, того места уже нет. Куда вы шли – и того места не было, и то место, где вы сейчас, не сулит добра, пока вы не сниметесь с него. Так куда вам пойти? Никуда.
Ничто извне не подарит пристанища, – говорил Хейз. – Нет смысла смотреть на небо, ибо не покажет оно вам ничего. Нет смысла ковыряться в земле, заглядывая в норы, ибо ничего сквозь них не увидите. Нельзя пойти ни вперед, ни назад – ни во времена папочки, ни во времена детей ваших, если вы их родили. Единственное, куда обратиться можете, – вовнутрь себя. Если было Грехопадение – загляните в себя, если было Спасение – загляните в себя, и если будет Судный день – загляните в себя. Ибо всем троим место есть лишь внутри ваших тел, в ваше время, но где в ваше время и в ваших телах им быть?
Где в ваше время и в вашем теле Иисус спас вас?! – вскричал Хейз. – Покажите – где, ибо не вижу я того места! Если есть то место, в котором Иисус спас вас, то там вам и быть, но кто из вас может найти то место?
На улицу из «Одеона» устремился небольшой поток людей; двое остановились послушать Хейза.
– Кто говорит, что оно – в вашей совести? – Хейз обвел толпу взглядом, наморщившись, словно бы чуял того, кто так думал. – Совесть – это обман. Ее нет, а если вы считаете, будто есть, то лучше вам вынуть ее из себя, поймать и убить, поелику совесть – не более чем отражение ваше в зеркале, тень, идущая по пятам.
Хейз увлекся проповедью и не заметил высокой, крысиного цвета, машины, которая трижды объехала вокруг квартала, – двое мужчин в салоне пытались отыскать место для парковки. Хейз не заметил, как эта машина припарковалась через два места от него – в нише, откуда только что выехал другой автомобиль. Из салона выбрались Гувер Шотс и его партнер в ярко-синем костюме и в белой шляпе. Вот Хейз обернулся и заметил, как партнер Шотса забирается на капот машины крысиного цвета. Хейз поразился тому, каким худым и костлявым его представили, и даже умолк. Неужели он, Хейз, так и выглядит со стороны? Впалая грудь, вытянутая вперед шея, руки опущены по швам. Двойник словно дожидался некоего сигнала, боясь его пропустить.
– Други! – взывал Гувер Шотс, пощипывая струны гитары. – Хочу представить Истинного Пророка. Прислушайтесь к нему, его слова могут осчастливить вас, как осчастливили меня.
Если бы Хейз видел Гувера Шотса, он впечатлился бы его счастливым видом. Однако взгляд Хейза оставался прикован к человеку на капоте машины. Хейз спустился на мостовую и подошел ближе к другой машине, не сводя глаз со щуплой фигуры. Гувер Шотс указал на нее двумя пальцами, и мужчина вдруг заговорил – громко, монотонно, высоким и гнусавым голосом:
– Неспасенные спасают себя, и новый Иисус им в помощь! Узрите чудо! Примите спасение в Святой Церкви Христовой Без Христа!
Тем же тоном он повторил призыв, уже быстрее. Затем закашлялся – кашель у него был громкий, страшный, начинался он где-то в утробе и заканчивался долгим присвистом. При этом мужчина отхаркивал белесую слизь.
Хейз остановился возле полной женщины. Спустя минуту она посмотрела на Хейза, затем – на Истинного Пророка. Толкнула Хейза локтем в плечо и, усмехнувшись, спросила:
– Вы с ним – не близнецы?
– Если не нагоните его, не убьете, оно нагонит вас и убьет, – ответил Хейз.
– А? Кто? Кого? – переспросила женщина.
Хейз развернулся и пошел к своему автомобилю.
Посмотрев, как он уезжает, дамочка толкнула в локоть мужчину по другую руку от себя.
– Вот же псих. Ни разу не видала, чтобы близнецы друг на друга охотились.
Вернувшись домой, Хейз застал Отдохновение Хоукс у себя в постели. Забившись в угол, одной рукой она обхватила колени. Другой держалась за краешек простыни, словно утопающий – за соломинку. Лицо ее было угрюмо и полно тревоги. Почти не обращая внимания на девушку, Хейз присел на кровать.
– Можешь ударить меня столом, – сказала Отдохновение. – Все равно не уйду. Некуда. Отец бежал и бросил меня. Это ты его прогнал. Прошлой ночью я не спала и видела, как ты светил спичкой ему в лицо. Я думала, любой раскусит отца, не зажигая спички. Он – жулик. Просто мелкий жулик, уставший от своего ремесла и ушедший попрошайничать.
Нагнувшись, Хейз принялся расшнуровывать ботинки – свои старые армейские ботинки, которые он покрыл черным лаком, желая забыть о службе. Под осторожным взглядом Отдохновения Хейз стянул обувку с ног и уставился в пол.
– Бить будешь или нет? – спросила Отдохновение. – Если будешь – начинай, потому что никуда я не уйду. Мне некуда податься.
Судя по позе Хейза, никого он бить не собирался. Он словно бы вознамерился просидеть в таком положении до самой смерти.