Муха и Лебедь

– Стоять и слушать, – став доброй барыней, приказала Елена, – эх, ты, котенок-котенок. Блохастый, жалкий и погибающий. Берешь две недели отпуска и отправляешься на дачу моей сестры, в «Белые акации». Там все без изысков и скромненько, но очень мило и душевно. А самое главное – там сейчас никого нет. Мы уезжаем в Крым на десять дней плюс дорога, и ты отдохнешь. А заодно за огородом приглядишь, сестра за него переживает. Успокоишься. Ягодок поклюешь, в гамаке на солнышке понежишься. Без возражений.

– Но…

– Я сказала – «без возражений».

Анна и Еленочка Павловна выходили из театра вместе, тут-то их и встретила Муха, вернувшаяся со свадьбы.

Насекомая принялась кружить над Павловой, пытаясь понять, что та за человек. Но Елена замахнулась на нее и пребольно полоснула перламутровым ногтем по крылышку.

– Она меня обидела! Ззз-заразза! – возопила Мушенька, утирая слезы одними мохнатыми лапками, а другими указывая на Анну, – вот она, Лебедь, ни одной из нас ззза за всю взж жизнь не обиж-жжала.

– Вот ключи, вот план-схема дачные. Все. Целую, – Елена впечатала в Анину щеку жирный след кровавой помады и влезла в машину.

– Не слушай ее! Верни ключи, – взмолилась насекомая.

Но девушка побрела к метро, задумчиво проводя рукой по волосам, словно отмахиваясь то ли от мухи, то ли от мыслей.

Глава 10. Электричка оставляла позади

Благодаря Елениному положению, уже на следующий день Анна оказалась в отпуске и ехала на электричке до станции под романтичным названием «Платформа 117 км (бетонозавод)».

Сопровождавшая ее Муха в радостном возбуждении летала по вагону: с места на место, с пассажира на пассажира, с собаки на кошку, с рассады на велосипед и обратно.

– Вззи-вззы, вззя-взза, взжжи-вжззи, – пела она, аккомпанируя своим кульбитам в воздухе.

А когда утомилась, уселась на стекло и, греясь в солнечных лучах, занялась туалетом. Передними лапками она мыла мордочку и протирала глаза, а задними, изящно потягиваясь, полировала крылышки.

Лебедь достала план-схему дачных угодий, наспех начертанную Еленой, рассмотрела, нахмурилась, отложила ее на сиденье и переключила внимание на пейзаж за окном.

Электричка оставляла позади все былое и суетное. Покачиваясь, она плыла среди сосновых боров, смешанных лесов, лугов и полей. Борщевик, бравший приступом город, сменился зарослями люпинов и иван-чая. Мелькали озера, реки, городишки, поселки и деревни.

Все, от горизонта до горизонта, заливал солнечный свет. Земля плескалась в нем, травы и цветы ласкали ее плодородную кожу, а бесконечно-синее небо увлекало в объятья, обещая теплые ливни, фейерверки гроз и диковинные страны белых облаков.

Лето властвовало триумфально – его боготворили, им жили, на него уповали, разомлев от неги и отрекшись от иных времен. Казалось, что всегда будет тепло и светло, а стужа и мрак сгинули безвозвратно.

«Зачем я туда еду? Какая пошлая бессмыслица – огород на бетонозаводе. Господи, как я устала! Я ничего не хочу, мне ничего не нужно», – терзалась Анна в начале пути.

Но летняя природа гнала тяжелые мысли, словно тучи с небосвода, и она рассуждала иначе: «А с другой стороны, мне нужно учиться принимать помощь, не так часто ее предлагают. Но я не хочу быть обязанной. Хотя, хм. Я расплачиваюсь натурой. Что там по списку? Поливка огорода, прополка. Картошку окучить… Интересно, как это делается?»

Муха заскучала и, решив пообщаться с Лебедем, щекотно проползла по ее руке. Та рассеяно улыбнулась, согнала ее и спросила, следя за мушиным полетом:

– Господи, зачем я на это подписалась? Нет худшей беды, чем необдуманные решения. Ну что ты ко мне привязалась, дурашка насекомая?

– Вззжжи! Говорила тебе – «не слушай ее». Вззи-вззы. А ты отмахнулась от меня как от назззойливой мухи. Прямо как сейчас, – насупившись, проворчала Мушенька.

– Странно, рядом со мной всегда мухи. Одна муха. Кружит надо мной, ползает рядом, сидит подле меня, жужжит тихонько и щекочет ласково.

– Вззжжи! Кружж-жжу, жжжи-жу, сижж-жжу и ползз-заю.

– Да, муха, ты всегда со мной, как ангел хранитель, – тихо рассмеялась Анна, – я люблю тебя, как лето. Лето – это Вселенная Счастья. А я сошла с ума и очень этому рада.

Но тут она глянула в окно и помрачнела.

Только что они проезжали мимо живых, зеленых деревьев, а теперь оказались на бойне лесопилки. Бесчисленные бревна-трупы были деловито уложены в ряды и друг на друга.

Потом протянулась голая, растерзанная земля, покрытая чудовищными ранами от машинных шин и ковшей экскаваторов. А за ней – просека с тощим, избитым и переломанным березняком, которую сменили лишаи пахотных полей.

Глава 11. «Белые акации»

Станция «117 км (бетонозавод)» представляла собой футуристическое сооружение из бетонных плит, скрепленных ржавой арматурой. Она кособоко торчала из пересохшей трясины в обрамлении камышей, ивовых кустов и шатких дощатых тропинок.