Муха, или Шведский брак по-русски

Но Валя не растерялась, стала напевать ритмичную мелодию, и вот уже две леди в длинных платьях с высокими разрезами стали покачиваться и изгибаться под фонарём в центре площади. Изгибистые ресницы, удлинённые тушью, отбрасывали тени на щёки, игравшие редкими блёстками.

Здесь на прекрасных, явно не шведянских дам и натолкнулись два припозднившихся пьяненьких мужичка. Ошарашенно остановились.

— Простите, вы путаны? — робко осведомился один. — Из города к нам приехали?

— Ага, — ответила одна из леди. — По разнарядке. Программа шефской помощи селу.

А другая продекламировала:

— На благо Родины вершат свои дела, село для города, а город для села!

Мужички заметно оживились.

— А скольки это будет стоить? — заинтересованно спросил другой. — Правда, с собой у нас сейчас деньжаток нет, мы, это, потратились малость… но если что, домой быстренько сбегаем.

— А Дашка и Машка не против будут? — спросила первая леди.

Пьяненькие мужички испуганно потрусили прочь. Валя и Люба заливисто рассмеялись.

Пошли домой. Чем ближе подходили, тем грустнее становились.

— Ох и зададут нам наши мужики, — сказала Валя.

— А не надо поддаваться, — хорохорилась Люба. — Лучший способ защиты — нападение. Сейчас мы им сами устроим.

Но мужей по домам не оказалось. Валя выскочила на улицу, чтобы бежать к Любе, а та и сама уже навстречу бежала. Немного заволновались.

— На сеновале отсиживаются, — предположила Люба.

— Ещё, чего доброго, напьются. — Вале и самой не хотелось в это верить. — Правда, для Васи и Пети это не характерно. Но ведь какой стресс мужики пережили!

— Ну уж нет, никаких пьянок! Подожди, сейчас фонарик принесу.

Вооружившись фонариком, жёны двинулись к амбару тётки Нюрки.

Но луч фонарика выхватывал из темноты только примятое сено. И в одном, и в другой «секторе» мужей не было.

Снова остановившись на улице у своих домов, дамы не знали, что делать дальше.

— Вот стервецы, — сказала Валя. — Нервы нам накручивают. Чтоб поволновались.

Люба нервно покачивала фонариком — луч света метался по забору. И вдруг высветил почтовый ящик, из которого торчал лист бумаги.

Женщины моментально выхватили его.

В дрожащем свете фонарика прочитали: «Подобного унижения не простим никогда. Прощайте. Не ищите нас. Через положенный срок наши тела всплывут сами».

— Петя! — закричала Валя.

— Вася! — закричала Люба.

Остаток ночи окрестности местного озера громко оглашались дрожащими женскими криками:

— Петя! Петенька!.. Родной мой!

— Вася! Васенька!.. Дорогой мой!

Вася и Петя наслаждались этими взволнованными голосами, сидя в кустах неподалёку от берега. В какой-то момент Пете стало жалко двух несчастных женщин:

— Всё, Васёк, выходим!

— Сидеть! — скомандовал Василий. — Ты мне такой кайф обломал, какого давно не было! Зачем, спрашивается, было меня дергать за ноги?

— Я же не знал…

— Не знал он! Ну, сдёрнул бы меня на пять сантиметров вниз, но зачем было на двадцать пять? Садист!

— Ох, Васёк, прости!

— Не высунемся отсюда до утра, понял? Будут знать, как над мужьями потеху делать.

Утром, когда солнце осветило живописные окрестности небольшого местного озера, сторонний наблюдатель мог бы увидеть такую картину. На одном берегу, рядом с кустами на изумрудно зелёной травке, сладко спали, обнявшись друг с другом, два джентльмена в смокингах. На другом почти в идентичной позе почивали две взлохмаченные леди с измазанными тушью щеками, в красивых длинных платьях.

Конечно, увидь Вася с Петей подобное соседство раньше, чем дамы, они бы спешно скрылись, чтобы, может быть, и дальше изображать утопленников. Но уж очень они устали. И физически, и морально. Морально даже сильнее. И потому сон их был глубок. Как у богатырей.

Как назло, в камышах, почти рядом с дамами, вдруг стала покрякивать дикая утка. Сначала тихо, а потом всё громче и громче. То ли селезень её, наконец, подмял, то ли с вечера скушала не то, но стала вопить, гадина, протяжно и истошно. Не своим голосом. Застрелить её мало!

Валя открыла глаза, подняла голову и… вдруг резко затормошила Любу:

— Люба, вставай, вставай быстрей! Ты погляди-ка, где тела наших утопленников всплыли!

… Над безмятежно спавшими Васей и Петей надменно и угрожающе нависли фигуры их благоверных. В руках у Вали и Любы мелко дрожали выломанные прутья.

Валя и Люба посмотрели друг на друга, разом набрали в грудь воздуха и гаркнули единым жутким раскатом:

— Вста-ать!!!

… А в посёлке в это раннее время Федька-гармонист дудел в рожок. Да в рожок, Федька ведь пастух, а гармонь и припевки — это его хобби, в свободное от основной трудовой деятельности время. Под звуки рожка хозяйки выгоняли на улицу коров, чтобы те общим стадом под присмотром Федьки двинулись на пастбище. Бабы задорно переговаривались, Федька балагурил. И вдруг — боже, да что ж оно такое!? — мимо коров, мимо баб и Федьки промчались два помятых джентльмена в смокингах, а за ними две взлохмаченные леди в длинных платьях с разрезами.

Немая сцена.

— Так это ж Петька с Васькой! — опомнилась одна хозяйка.

— И Валька с Любкой! — опомнилась другая.