Ступеньки были еще во вполне сносном состоянии, даже несильно стерлись, но поросли обильно травой и мхом, боясь заскользить на которых Элзевир продвигался вниз с большой осторожностью, а когда путь ему преграждали кусты ежевики, он раздвигал их спиной. До меня доносился треск рвущейся о колючки ткани его камзола, но Элзевира это не останавливало. Атакуя кустарник собственным телом, он заботился, чтобы в него не попала моя болтавшаяся нога, и в результате мы мало-помалу благополучно достигли самого дна.
Кромешная тьма, нас окутавшая, Элзевира не обескуражила, и он двинулся по узкому коридору с такой уверенностью, словно дорога была прекрасно ему знакома. Я по-прежнему почти ничего не видел, лишь смутно различая бесчисленное количество галерей, пробитых в массиве камня, достаточно – большей частью – высоких, чтобы идти по ним в полный рост, но изредка таких низких, что Элзевир был вынужден наклоняться, и нести меня на руках становилось ему совсем трудно. Тем не менее он только два раза меня опускал на землю, да и то перед поворотами, когда ему требовалось освободить руки, чтобы поджечь огнивом свечу. А потом я заметил, как тьма постепенно рассеивается и мы входим в большую пещеру, из дальней части которой струится свет, а вместе с ним – и холодное дуновение ветра, насыщенного солоноватым запахом, с отчетливой ясностью сообщившим мне о близости моря.
Глава XI
Морская пещера
Глушь одиночества. Тени черны
Сводов, нависших над головой.
Гулкой музыкой пустоты
Бьет о пещеру волна за волной.
Элзевир отнес меня в уголок, где я был уложен на кучу сухого мелкого серебристого песка, которая свидетельствовала, что, по-видимому, место это и раньше использовали как временное убежище.
– Придется, парень, тебе полежать здесь месяц-другой, – сказал Элзевир. – Постель, конечно, не слишком удобная, но знавал я и хуже. Завтра, если удастся, добуду соломы, тогда и улучшим ее.
Мы с ним целый день ничего не ели, но голода я не чувствовал, мучимый головокружением и жаждой, такой же сильной, как изводила меня в склепе Моунов, когда я оказался там замурован. Вот почему плеск воды, ниспадающей с потолка пещеры в какое-то полное ей уже до краев углубление, звучал для меня чарующей музыкой. Элзевир, за отсутствием другой емкости, воспользовался моей шапкой, поднес мне попить, и ледяная эта вода мне показалась вкуснее самого лучшего контрабандного вина из Франции.
Утолив жажду, я провалялся около десяти дней в забытье, горя в лихорадке и, как узнал позже от Элзевира, даже метался в бреду, вынуждая его удерживать меня от порывов сорвать повязку, которую он наложил мне на ногу. Все это время он обращался со мной, словно мать с занемогшим младенцем, покидая пещеру лишь для добычи еды, а я, когда лихорадка меня наконец покинула, оказался и впрямь подобен младенцу, до того сильно ослаб, и дни напролет лежал, ни о чем не думая и не тревожась, да ел принесенное Элзевиром. О степени худобы своей я мог судить по рукам и ладоням, поэтому очень обрадовался, когда силы начали мало-помалу ко мне возвращаться.
Элзевир, обнаружив на Певерил-Пойнте побитый морской сундук, соорудил из его боковин шину, а в качестве бинта воспользовался собственной рубашкой, и нога моя таким образом была прочно зафиксирована. Песчаное мое ложе с помощью нескольких охапок соломы сделалось гораздо удобнее и мягче. А в углу напротив него поселился железный котелок, рядом с которым высился холмик из дров, а вернее, выброшенных морем на берег кусков дерева – результат вылазок, которые совершал Элзевир под покровом ночной тьмы, чтобы не оказаться кем-то замеченным. Предельную осторожность он соблюдал и в выборе находок, принося в пещеру только предметы, которых либо не хватятся, либо не придадут пропаже значение. Вскорости он ухитрился сообщить Рэтси, где мы находимся, и тот не замедлил с заботой о нас. Для всех прочих контрабандистов наша судьба оставалась тайной, и даже Рэтси держался от нашего убежища на солидной дистанции, оставляя то, что для нас приносил, за полумилю от него в одном из заброшенных коттеджей. Ведь нас не переставали искать. Конный отряд таможенников тщательно прочесывал округу. Ибо солдаты, доставившие убитого Мэскью, хоть и сперва решили, будто мы сорвались с кручи вниз, а тела наши унесло море, но потом появился мальчишка с фермы и донес до сведения заинтересованных лиц историю, как наткнулся на двух мужчин, которые прятались под стеной. У одного из них нога и ботинок были в крови, другой набросился на мальчишку, вырвал из его рук, несмотря на отчаянное сопротивление, хозяйское ружье, после чего облегчил карманы несчастного юного труженика от фляжки с порохом и пуль, ну а затем тот быстро, как заяц, помчался в сторону замка Корф.