Восемьдесят – шагов – глубине – колодец – север.
Вот и прочитан шифр. И до чего же просто! Тем не менее я ни о чем не догадывался и никогда бы не догадался без Рэтси и его похоронного ритуала. Хитро обставил все Черная Борода, но нашлись люди на свете не менее хитрые. И вот сокровище его у наших ног. Я, усмехнувшись, самодовольно потер руки и вновь прочитал получившуюся строку:
– Восемьдесят – шагов – глубине – колодец – север.
Ох, до чего же просто! И в четвертой строфе не какое-нибудь там поле, а колодец. Неужто и впрямь не мог сам догадаться? Мне уже не терпелось сообщить об открытии Элзевиру. Скорее бы он вернулся. Ключ к шифру найден. Секрет раскрыт. Я решил, что сразу всего ему не расскажу. Надо сперва подразнить его. Пусть как следует сам поломает голову над секретом пергамента. Ну а когда, наконец, я полностью просвещу его, мы вместе немедля возьмемся за дело, чтобы стать поскорее богатыми. Тут мысли мои перетекли на Грейс и подначки мастера Рэтси: она, мол, богата, а я беден. Ну, и кто, интересно, посмеется теперь последним?
Восемьдесят – шагов – глубине – колодец – север.
Я снова перечитал строку, и на сей раз у меня возникли вопросы. Что именно я расскажу Элзевиру и каким образом нам вести поиски, чтобы стать обладателями сокровища?
Ясно пока, что оно спрятано в колодце, но в каком? И что подразумевается под словом «север»? Северный колодец? Или к северу от колодца? Или восемьдесят шагов на север от глубокого колодца? Я всматривался в слова на пергаменте, словно надеясь, что сам цвет чернил даст мне какую-нибудь подсказку. Увы, смысл все сильнее от меня ускользал. На него будто бы опустилась вуаль. Восемьдесят – шагов – глубине – колодец – север… Буйная моя радость сменилась растерянностью. Меня охватило уныние. И в ветре, по-прежнему дувшем порывами, стали мне слышаться презрительные насмешки Черной Бороды над смертным, который набрался дерзости возомнить, что так легко разгадал его хитрость.
Я продолжал вглядываться в текст, меняя местами слова и расставляя их в новом порядке с надеждой, что мне таким образом откроется какое-нибудь новое значение загадочной фразы.
Я крутил их и так и сяк. Они принимали самые причудливые сочетания, пока не замелькали с бешеной скоростью у меня в голове, а потом голова у меня закружилась, и я неожиданно провалился в сон.
Пробудился я уже при свете ясного утра. Ветер утих, лишь снизу доносился грохот волн, бившихся о камень утеса. Огонь по-прежнему горел. Возле него устроился Элзевир, что-то готовивший в котелке и выглядевший столь свежо и бодро, будто прекрасно выспался, а не прошагал всю ночь в темноте, борясь с бурей, а после был вынужден дальше бодрствовать, ибо тот, кого он оставил стражем, дрых преспокойно без задних ног.
– Ну как прошла ночь? – спросил он с усмешкой, едва заметив, что я проснулся. – Вот уже второй раз застаю тебя на часах спящим, да вдобавок до того крепко, что пробудился бы лишь от холодных губ пистолета, прижатых к твоему лбу.
Я слишком был переполнен новостями, чтобы тратить время на извинения. И немедленно принялся за рассказ, что произошло ночью и как наблюдение Рэтси натолкнуло меня на поиск скрытого смысла в текстах, написанных на пергаменте. Элзевир терпеливо слушал, ближе к концу истории заинтересовался, а затем принялся сам сверять нумерацию строф на пергаменте с той, что была указана в красном молитвеннике.
– Полагаю, ты прав, – наконец проговорил он. – С какой бы иначе стати было писать неверные цифры. Священники-то, конечно, народ никчемный, спокойно при переписке наваляют ошибок. Если бы раз или два не ту цифру ляпнул, я б и значения не придал. Но в каждом стихе не те номера – это уже неспроста. Стало быть, сделано с умыслом, и тут уж надобно поглядеть, с каким именно. Глубина, значит, восемьдесят шагов, то есть футов. Многовато для наших мунфлитских колодцев, да и в ближней округе они все помельче.
Я чуть было не высказал предположение, что колодец такой есть, возможно, в поместье, но, не успев еще раскрыть рот, спохватился: там вообще нет колодцев. Они не нужны, так как из леса выше усадьбы струится по камням холма вниз мимо дома ручей, который, достигнув подножья, впадает в речку Флит.