Мунфлит

– Множество приходилось мне наблюдать людей, которые рисковали жизнью, – произнес он. – Из-за золота. Любви. Ненависти. Но никогда еще не встречал готовых играть со смертью ради дерева, ручья или камней. Когда человек говорит, что любит какое-то место или город, будь уверен: не место и город так ему дороги, а кто-то, кто там живет либо жил когда-то, и попасть он рвется туда в первом случае ради встречи, а во втором – ради счастливых воспоминаний. Стало быть, все слова твои о Мунфлите, догадываюсь, относятся к человеку, с которым там то ли увидишься, то ли надеешься повидаться. Вряд ли это твоя тетя. Любви между вами нет. Да никто и не станет себя подвергать опасности ради прощания с тетей. Словом, давай-ка, Джон, не таись, расскажи все как есть, а уж я решу, достаточно чистого золота ли это второе твое сокровище, чтобы кинуть ради него на другую чашу весов свою жизнь.

И я рассказал ему все без утайки, множество раз упирая по ходу на то, что визит мой в родные края безопасен, так как в одежде помощника возницы никто меня не узнает, лес и живые изгороди мне послужат прикрытием, даже если меня узнают, мало кто сможет сравняться со мной в быстроте бега по холмам, ведь нога моя совершенно окрепла.

Я говорил, говорил, говорил не столько в надежде его убедить, сколько оттягивая момент, когда, умолкнув, вынужден буду встретиться с ним глазами и услышать его сердитую отповедь своим планам. И вот слова у меня иссякли. В пещере повисла тишина. Я решился поднять на Элзевира взгляд. Старший мой друг пребывал в глубокой задумчивости, когда же заговорил наконец, в его голосе зазвучала, вопреки моим опасениям, не суровость, а грусть.

– Ты глупый мальчишка, – сказал он. – Но ведь и я когда-то был молодым, и заносило меня порой в столь темные закоулки, из коих после едва на свет выбирался. Так есть ли у меня право свой опыт другим навязывать или волей своей молодую кровь остужать. На тебя и без того уже легла по моей милости тень. Так что получай, пока можешь, радость от жизни. Девушка-то пригожая. И сердце у нее доброе. Диву даюсь, каким образом при таком-то отце. Я теперь рад, что нет на руках моих его крови. Даже попытки бы той избежал с ним покончить, несмотря на все зло, которое он мне принес. Но ведь, останься он жив, многих других сыновей ожидала бы верная гибель. А ты беги без сомнений и мук к тем камням да деревьям, о коих мне говорил. Только если, не ровен час, тебя там подстрелят или в тюрьму заберут, вини не меня, а свои причуды. Сейчас дойду с тобой вместе до Пурбекских ворот, после вернусь сюда и стану тебя ожидать. Не появишься завтра к полуночи, для меня это станет знаком, что угодил ты в какой-то капкан и настала пора мне пускаться на твои поиски.

Я, крепко пожав ему руку, поблагодарил за полученное разрешение всеми словами, которые смог припомнить, затем оделся, положил в карманы хлеб и мясо, так как вряд ли мне удалось бы найти еду по дороге, и мы вместе покинули пещеру. Было уже темно. Сумерки у нас коротки, и день сменяется ночью гораздо резче, чем в более северных широтах. Сквозь непроглядную черноту штолен Элзевир вел меня за руку, предупреждая, где следует наклониться, где под ногами неровно, и таким образом мы достигли ствола шахты, откуда открылись мне сквозь покрывавшие его поросль и колючки темно-синее небо и огромная, прямо над нашими головами, звезда на нем. Мы вскарабкались по ступенькам, с одной стороны от которых был скат из мыльного камня, и бодрой походкой пустились в путь по упругой траве и кочкам отвалов пустой породы, минуя один за другим полуразрушенные коттеджи. Ботинки мне вскоре насквозь промочила столь обильно выпавшая роса, что крупные капли ее на траве казались густой вуалью из жемчуга. Мы оба молчали, столь потрясенные красотой звездного неба, что слов все равно не хватило бы для выражения всей полноты наших чувств, а кроме того, обходиться без разговоров требовала и безопасность – здесь, на холмах, даже тихие голоса далеко разносились. Вскорости мы дошли до разрушенного коттеджа, который имел в виду Элзевир, и там, в давно отслужившем свое очаге, обнаружился целый и невредимый компас, оставленный Рэтси. Взяв его, мы по-прежнему молча двинулись дальше по пустынным холмам. Ни света в окнах, ни лая собак вплоть до причудливого ущелья в самом высоком холме или, точнее, созданной самой природой дороги, по обеим сторонам которой тянулись столь ровные стены, словно пробиты они искусными каменотесами. Вот что собой представляли Пурбекские ворота, и сколько же путешественников прошло за многие годы сквозь них в одинокие эти места. Пастухов, моряков, солдат, таможенников. Повозки здесь, полагаю, не появлялись лет сто, однако глубокие и широкие колеи, оставшиеся в земле, наводили на мысль: а не пользовались ли в стародавние времена Пурбекскими воротами гиганты на своих исполинских повозках?

Здесь Элзевир остановился, извлек из-за пазухи отделанный серебром пистолет и вручил его мне со словами: