Мунфлит

А потом мы вошли в летний домик, и я рассказал ей, при каких обстоятельствах убит был ее отец, умолчав лишь о том, что сперва с ним собирался расправиться Элзевир. Посвящать ее в это не имело смысла к тому же насколько я понимал, он вряд ли намеревался довести дело до конца. Скорее всего, довел бы Мэскью до полного ужаса, тем бы и ограничился.

Рассказ мой вызвал у Грейс сперва горькие слезы, но вскорости она вытерла их, и ей захотелось увидеть след от пули на моей раненой ноге, а заодно убедиться, действительно ли с ней уже все в порядке.

Я раньше показывал Грейс медальон. И вот мы снова раскрыли его, она взяла в руки пергамент, а я принялся ей объяснять, каким образом благодаря замечанию Рэтси обнаружил зашифрованное послание, из каких именно слов оно складывается, а затем объявил, что еду на поиски бриллианта и надеюсь вернуться самым богатым человеком в нашем краю.

– Ах, Джон, – сказала тогда она. – Не впадай в зависимость от этого бриллианта. Если он правда добыт был таким скверным способом, то со злом пришел и зло принесет. Так что касайся его осторожно, если найдешь. Даже этот дурной человек побоялся им окончательно завладеть, а завещал бедным. Вот и ты тем более не присваивай, а успокой душу этого грешника. Исполни его завещание, иначе можешь навлечь на себя проклятие.

Я лишь улыбнулся, посчитав ею сказанное напрасными девичьими опасениями. Богатство ведь мне было нужно лишь для того, чтобы иметь возможность жениться на ней. Долго распространяясь с типично мужским эгоизмом о собственных обстоятельствах и делах, я наконец начал расспрашивать, каким образом собирается жить дальше она. Грейс мне ответила, что месяц назад в Мунфлит приезжали юристы, которые настаивали на ее переезде в Лондон, где над нею возьмет опеку какая-то леди. Мэскью умер, не написав завещания, а значит, как объяснили юристы, она и ее имущество должны перейти под доверительное управление суда лорда-канцлера. Грейс, однако, их умолила никуда ее не перевозить, так как намерена оставаться в поместье и все ее здесь устраивает. На этом юристы отбыли, объявив, что решение по ее вопросу должен вынести суд.

Мне стало очень грустно. Все, что я знал про собственность, на которую наложил руку суд лорда-канцлера, оптимизма отнюдь не внушало. Даже канцлерские мельницы и верфь в Уершхэме превращались мало-помалу в руины. А уж помещичий дом, на две трети и так полуразрушенный, был тем более обречен на гибель.

Мы провели еще какое-то время за разговорами, а потом Грейс надела ситцевый капор и, хотя солнце пекло вовсю, нарвала мне на грядках целую тарелку клубники, выбирая самые лучшие ягоды, да к тому же еще принесла из дома мясо и хлеб. И наконец, скатав свою шаль таким образом, что из нее получилось нечто вроде подушки, уговорила меня лечь на одну из скамей, опоясывавших изнутри летний домик, и поспать. Ей ведь было известно, что всю предыдущую ночь я провел без сна и к двенадцати следующей должен вернуться обратно. Она ушла в дом. Я вытянулся на скамье. И, усталый, подумал, уже засыпая: «Я увиделся с Грейс, и она ко мне так добра». Надо ли добавлять, что такого счастливого сна в моей жизни еще не случалось.

Когда я проснулся, она уже снова сидела подле меня и что-то вязала. Дневной жар несколько поумерился. Грейс сказала, что солнечные часы показывают больше пяти часов. Мне было пора отправляться в путь. Грейс мне вручила сверток с едой и бутылку молока, которая, когда она принялась запихивать ее мне в карман, звякнула о рукоять лежавшего у меня за пазухой пистолета Мэскью.

– Что это? – спросила она.

Я не ответил из опасения омрачить нашу встречу тяжелыми воспоминаниями.

Встав со скамьи, мы снова, как утром, взяли друг друга за руки.

– Джон, ты вскорости отплывешь отсюда по морю, – сказала она. – И, может, когда-то окажешься снова в Мунфлите. Я ведь, хотя ты последнее время не появлялся здесь, по-прежнему продолжала ставить в окне зажженную свечу. И буду ее ставить дальше. Когда и какой ночью ты ни попадешь на наш берег, тебя встретит мой свет, и пусть он тебе станет знаком, что Грейс тебя помнит. Если же света ты не увидишь, значит, я или умерла, или уехала. Но все дни и все ночи, сколько бы мне их ни предстояло прожить до твоего возвращения, я буду в мыслях своих с тобой.

Я не смог ничего ей ответить. Сердце мое слишком было для этого переполнено ее потрясающими словами и горечью близкой разлуки. Крепко прижав к себе Грейс, я поцеловал ее, и она на сей раз не отпрянула, а тоже поцеловала меня.

Затем я вскарабкался на фиговое дерево, посчитав, что уйти через стену мне будет и впрямь куда безопаснее, чем из парадной двери.

– До свидания, – сказал я, уже находясь на вершине стены.

– До свидания, – проникновенно произнесла она. – И будь осторожен, когда твои руки коснуться сокровища. Оно было добыто со злом и носит печать проклятия.

– До свидания. До свидания, – дважды повторил я, спрыгивая на покрытую листьями, словно мягким ковром, землю леса.

Глава XIV Возле колодца