Вспоминать о последующих событиях мне горше полыни, поэтому ограничусь лишь кратким их изложением. Нас бросили в тюремную камеру, где почти отсутствовал свет. На каменном ее полу с настеленным сверху тонким слоем соломы нам пришлось провести много месяцев, и прошло изрядное время, пока нам удалось избавиться от ран и синяков, полученных в битве со слугами Алдобранда. Питание наше исчерпывалось водой и хлебом, к тому же такого дурного качества, что стоило удивляться, как души у нас еще держались в телах. От кандалов, надетых нам на лодыжки, у нас скоро натерлись язвы, и мы от боли едва могли двигаться. Но в десять раз больше железа, терзавшего мою плоть, были муки душевные от созерцания этих унылых стен и жгучего чувства вины. Ведь это мое упрямство довело нас до столь отчаянного положения. Тем было мне удивительнее, что Элзевир ни разу даже намеком не упрекнул меня.
Мы почти потеряли счет дням, неделям и месяцам, когда к нам однажды утром явился тюремщик, который сказал, что мы сегодня предстанем перед судом присяжных, и нам будет вынесен приговор. Нас повели туда, где располагался суд. Тяжелые кандалы и язвы мучили нас при каждом шаге нещадно. Тюремщик к тому же предупредил, что нас за содеянное, скорее всего, повесят, а значит, шли мы навстречу собственной гибели, но тем не менее радовались дневному свету и упоенно вдыхали свежий воздух. В суде с нашим делом справились быстро. Свидетелей нашего преступления оказалось множество, а защищать нас было некому. К тому же судебное заседание велось на голландском языке, и я вообще разобрался в происходившем лишь позже со слов Элзевира.
Мистер Алдобранд на суде присутствовал. Он стоял у стола в черных своих одеяниях и ботинках с серебряными пряжками и скошенными каблуками. Показания его были полны зловещих подробностей и начинались с того, как однажды августовским вечером к нему припожаловали два весьма подозрительных английских моряка якобы с целью продажи драгоценного камня, который на поверку оказался стеклом. Моряки, пока Алдобранд тестировал камень, получили возможность как следует оглядеться, ибо главное, что им требовалось, – изучить подходы к кабинету. Вскоре они ушли, однако ближе к ночи вломились через окно и деревянные жалюзи к Алдобранду, когда тот был занят подбором бриллиантов для диадемы, заказанной славным правителем Священной Римской империи. Последовало жестокое избиение. У Алдобранда из рук вырвали ценнейший бриллиант. Грабители, вероятно, с ним бы и скрылись, если бы не сработало сигнальное устройство, которое благодаря предусмотрительности торговца было установлено на окне кабинета. Услышав трезвон колокольчиков, на выручку хозяину бросились верные слуги. Им тоже пришлось нелегко, но, несмотря на поученные ранения, они смогли передать негодяев представителям закона, от коих он, Алдобранд, теперь требует справедливого приговора.
Элзевир, перебив притвору, принялся объяснять суду, что речь идет о том самом камне, который мы Алдобранду и принесли на продажу, а он нас заверил, будто это стеклянный страз. Торговец в ответ рассмеялся, извлек из кошелька наше сокровище, оно полыхнуло ослепительным своим блеском у него на ладони, осветив добрую половину судебного помещения.
– Возможно ли, чтобы два простых моряка из Англии могли обладать подобным? – произнес он, поворачивая бриллиант из стороны в сторону, отчего грани его залучились сильнее гигантской лампы. – Утверждая это, они лишь доказывают почтенному суду, со сколь лживыми и опасными негодяями он имеет дело.
И в качестве доказательства Алдобранд предъявил квитанцию, согласно которой камень был им приобретен у некоего ювелира – еврея из Петербурга по фамилии Шаламов. Поддельную или подлинную, не знаю. Вполне возможно, ему выписали ее за какой-то другой бриллиант.
Элзевир снова его объявил во лжи, уверяя суд, что камень наш и нашли мы его в Англии.
– Что? – захихикал в ответ торговец. – Любой захудалый рыбак способен у себя в Англии отыскать среди гальки на берегу такие сокровища?
Огромный наш бриллиант, полыхнув последний раз, вновь исчез в кошельке торговца. Мне казалось, он опять взывает ко мне: «Разве я не король всех бриллиантов на свете? Почему же я должен достаться этому лживому негодяю?» Но на сей раз я был бессилен что-либо предпринять.
Потом свидетельствовали слуги. По дружным их уверениям получалось, что отнятый нами камень принадлежал их хозяину уже полгода и им много раз приходилось видеть, как он с ним работает.
Беззастенчивая их ложь взорвала Элзевира, который принялся снова кричать, что это вранье, камень принадлежит нам, но тюремщик нанес ему удар в челюсть. Из рассеченной губы Элзевира хлынула кровь, и он вынужден был умолкнуть.
Судебное заседание вскоре закончилось. Судья в красной мантии, встав, огласил приговор. Каторжные работы пожизненно. И нам еще следовало благодарить, подчеркнул судья, милосердие законодателей по отношению к иностранцам. Окажись мы голландскими подданными, нас ожидала бы виселица.