Саладинъ исполнилъ это порученіе. Зеркало уже въ пристани, онъ приказываетъ невольникамъ перенести его къ себ въ домъ, а самъ идетъ къ Султаншъ съ объявленіемъ, что зеркало, ею требуемое, привезено. Было уже поздно. Султанша приказала моему брату поберечь эту драгоцнную вещь въ своемъ домъ до слдующаго утра. Зеркало поставили въ одной горниц нижняго этажа, которая имла сообщеніе съ моею — въ этой же горниц стояло и нсколько бронзовыхъ люстръ, купленныхъ Саладиномъ для своего дома. Надобно вамъ знать, что дни за два передъ тмъ сдлалась у нашего сосда покража, по улицамъ Константинопольскимъ шаталось много бродягъ. Братъ мой, имя большую сумму наличныхъ денегъ, приказалъ невольникамъ стоять поперемнно на караулъ ночью. Вотъ случай доказать усердіе мое Саладину — подумалъ я — и расположился не спать во всю ночь, разтворилъ двери своей горницы для того, чтобы малйшій шорохъ могъ разбудить меня, слъ противъ нихъ совсмъ одтый, положивъ подл себя обнаженную саблю и заснулъ. Въ полночь послышался мн какой-то шумъ — вскакиваю — саблю въ руки, иду къ дверямъ — при слабомъ свт лампады, которая горла въ прихожей горниц, вижу человка, вооруженнаго саблею. Кричу во весь голосъ; кто идетъ? Нтъ отвта. Подымаю саблю и выступаю впередъ — неизвстный также подымаетъ саблю и выступаетъ впередъ. Мн оставалось только предупредить ударъ его своимъ ударомъ — и я грянулъ въ него изъ всей силы. Что же? врагъ мой изчезъ; зазвенло, застучало, на меня посыпались стекла. О судьба! я разбилъ зеркало, привезенное для Султанши. На стукотню сбжался весь домъ: наконецъ является и мой братъ Саладинъ, и что же онъ видитъ? Мурада плачущаго на развалинахъ драгоцннаго зеркала, имъ разрушеннаго. „Въ самомъ длъ, Мурадъ несчастный, сказалъ братъ мой съ нкоторою досадою; но въ ту же минуту опомнившись, подалъ мн руку, и прибавилъ съ усмшкою: прости мн, Мурадъ! я укоряю тебя напрасно! ты не имлъ никакого дурнаго намренія; а это несчастіе весьма скоро можетъ быть исправлено!“
Братъ мой казался веселымъ; но въ самомъ дл ему не льзя было не безпокоиться; онъ не зналъ, какъ примтъ Султанша извстіе о несчастіи, случившейся съ ея зеркаломъ. Я съ своей стороны, будучи увренъ, что разорю Саладина въ конецъ, если еще нсколько времени пробуду въ его домъ, ршился въ ту же минуту съ нимъ разлучиться, и сообщаю ему это намреніе. Братъ мой видя, что оно непоколебимо, сказалъ мн: „Послушай, Мурадъ, въ одномъ изъ моихъ магазиновъ очистилось мсто фактора; не согласишься ли ты его занять? Должность твоя будетъ самая легкая; впрочемъ и самыя ошибки твои не могутъ мн сдлать никакого вреда; я богатъ, и упущеніе какой нибудь бездлицы ни мало не будетъ для меня разорительно.“
Добродушіе Саладина тронуло меня до слезъ; я въ то же самое утро переселился въ этотъ магазинъ, въ которомъ вы теперь меня видите; а въ вечеру братъ мой прислалъ ко мн драгоцнную мою вазу и при ней записку, въ которой написано было слдующее: „краска, найденная мною въ фарфоровой ваз, положила основаніе моему богатству; справедливость требуетъ, чтобы я раздлилъ ее съ моимъ братомъ.“
Признаюсь самъ, что я не могъ наслаждаться счастливымъ своимъ состояніемъ, зная, что братъ подверженъ былъ гнву первой Султанши. Ныншнимъ утромъ прислалъ онъ мн сказать, что Султанша соглашается его простить, но съ тмъ условіемъ, чтобы онъ доставилъ ей такую же точно вазу, какую она за годъ передъ тмъ у него купила. Я обрадовался случаю пожертвовать своею драгоцнностію Саладину, и веллъ ему сказать, что принесу къ нему эту вазу самъ. Мн хотлось ее хорошенько вымыть, потому что на дн ея находились еще нкоторые слды красной краски; я влилъ въ нее кипятку; вдругъ слышу — шипитъ; не усплъ мигнуть, какъ бдная моя ваза разлетлась на части. Посл этаго судите, милостивые государи, не имю ли я права называть себя несчастнымъ, и не лучшели бы гораздо было, когдабъ я совсмъ не родился на свтъ!“
Въ эту минуту вошелъ въ горницу Саладинъ. Не видя своего брата, онъ вообразилъ, что съ нимъ сдлалось какое нибудь новое несчастіе — онъ ахнулъ, увидвши на полу развалины вазы; но разсмотрвъ ихъ съ своимъ обыкновеннымъ присутствіемъ духа, сказалъ: берусь склеить эти черепки и ваза будетъ цла по прежнему. „Видители, государи мои! воскликнулъ Мурадъ; счастіе слдуетъ за нимъ, какъ тнь. Ему стоитъ только показаться, чтобы вс сдлались довольны и веселы. И на вашихъ лицахъ изображается удовольствіе; хотите ли его увеличить? пускай Саладинъ разскажетъ вамъ свои приключенія.“ — Охотно исполню ваше требованіе, сказалъ Саладинъ: но съ тмъ условіемъ, чтобы эти добрые чужестранцы у меня отужинали. Султанъ любопытенъ былъ слышать исторію Саладина и пошелъ къ нему въ домъ. Посл ужина Саладинъ началъ разсказывать: