Мурад несчастный (старая орфография)

„Послушай, Мурадъ, — сказалъ мн новый мой покровитель, когда я описалъ ему свои несчастія — ты почитаешь себя осужденнымъ на неудачи; я въ этомъ съ тобою несогласенъ, и берусь помогать твоему горю: совтуйся со мною всякой разъ, когда ты вздумаешь приняться за какое нибудь дло. Я общался исполнять его приказанія.

Этотъ человкъ былъ и богатъ и великодушенъ; онъ содержалъ меня очень хорошо: должность моя состояла въ присмотр за вьюкомъ верблюдовъ и пересчитыванія тюковъ при ихъ перекладк. Я исполнялъ эту должность съ великою точностію каждый вечеръ. Однажды — это случилось въ самый день нашего прибытія, въ Александрію — я полнился пересчитать тюки, будучи увренъ, что они вс на лицо. Начали перегружать ихъ на корабль; что же? недоставало трехъ тюковъ хлопчатой бумаги. Мой господинъ сдлалъ мн выговоръ, но кроткій и слишкомъ милостивый. Черезъ крикуна возвстилъ онъ, что дастъ хорошее награжденіе тому, кто отыщетъ пропажу — и пропажа нашлась; но корабль уже отвалилъ отъ берега. Мы — я и мой господинъ — сли въ шлюбку, съ своею хлопчатою бумагою, догнали корабль; но Капитанъ сказалъ намъ, что уже не было никакого способа помстить на немъ наши товары, что онъ уже былъ полонъ. Очень долго спорили — наконецъ Капитанъ согласился дать мсто на палубъ нашимъ тремъ тюкамъ, а мн приказано было стеречь ихъ и днемъ и ночью.

Въ продолженіе нашего плаванія не случилось съ нами никакого несчастія; но въ послднюю ночь, на канун отбытія корабля въ Каиро, заснулъ я, выкуривъ свою трубку, на одномъ изъ тюковъ съ хлопчатою бумагою. Трубка была единственнымъ моимъ утшеніемъ и я не разставался съ нею ни на минуту. Что же? моя злая судьба и это невинное удовольствіе обратила въ мою погибель: вдругъ пробуждаютъ меня крики моихъ товарищей! Вскакиваю! что сдлалось? Я не высыпалъ пепла изъ моей трубки! хлопчатая бумага загорлась, и чалма на головъ моей уже пылала. Я весь изжегся и на лбу у меня выскочило множество волдырей; а когда затушили огонь, то Капитанъ корабля торжественно, объявилъ, что онъ не согласится ни за какія деньги, держать на своемъ судн такого человка, которое причиною всхъ несчастій; и добрый мой господинъ, удостовренный опытами, что непріязненная звзда моя не позволяетъ мн быть исправнымъ слугою, ршился со мною разстаться; онъ далъ мн кошелекъ съ пятьюдесятью цехинами и сказалъ: теперь ты свободенъ, Мурадъ; постарайся употребить на пользу свою эти цехины, и участь твоя можетъ быть перемнится. Увы! я не имлъ никакой надежды на счастіе, однако ршился послдовать доброму совту и сдлать выгодное употребленіе изъ моихъ цехиновъ.

Прошла недля. Въ одинъ день, прохаживаясь по улицамъ великаго Каира, я встртился съ человкомъ, котораго лицо показалось мн знакомо. Всматриваюсь, узнаю того жида, который ссудилъ меня деньгами въ лагер Эллъ-Ариша. Не могу понять, что привело этаго проклятаго еврея въ Каиро; конечно судьба моя шепнула ему на ухо: ты найдешь въ этомъ город Мурада! счастливый путь! Онъ привязался ко мн съ требованіемъ, чтобы я заплатилъ ему долгъ, грозясь объявить меня бглымъ солдатомъ, хорошо извстно было ему, что я бжалъ по невол, будучи брошенъ больной на дорог. Я старался умилостивить своего сердитаго заимодавца — шумли? шумли — наконецъ условились, чтобы я заплатилъ ему капиталъ, и чтобы онъ отсрочилъ мн платежъ процентовъ, за что я обязывался купитъ у него связку платья, доставшагося ему изъ вторыхъ рукъ, и, которое онъ соглашался уступить за весьма дешевую цну по той причин, что ему необходимо нужно было какъ можно скоре ухать изъ Каиро. Онъ показалъ мн платье, и въ самомъ длъ оно было очень богатое; словомъ сказать, я купилъ этотъ товаръ въ твердой увренности, что продамъ его скоро и за хорошія деньги.

Въ самомъ длъ такъ и случилось — я вынесъ платье свое на рынокъ, купцовъ нашлось очень много, и въ нсколько дней все мое сокровище было раскуплено, а я остался съ порядочнымъ барышемъ.