Муравейник

Мысленные взоры человека
обнимают разные предметы,
каждого по вкусу и влечению.
Булка привлекает хлебопека,
а меня — растаявшие лета,
где ищу я смысл или значение.

* * *

Размышления и сомнения
в ариаднину мысль сплелись,
и дорогою, мне не знакомой,
через вехи смертей и рождений
устремляясь усердно ввысь
бездонной пропасти близ,
я судьбою иду влекомый.

* * *

Человек выражает себя, наблюдая весеннее небо,
созерцая тона облаков, освещенных лучами
восходящего солнца над розовым снегом,
постигая Божественный замысел первоначальный.

* * *

Я не спешу себя представить миру.
раздеться и пройти по свету нагишом,
крича: вот я! вот я! — ликующим народам.
Неторопливо я настраиваю лиру,
довольствуюсь укромным шалашом
и наблюдаю Вседержителя природу.

* * *

За положенными мне пределами
мысль моя невозбранно скитается
презирая оковы граничные,
но из путешествия смелого
обязательно возвращается
на круги, для меня привычные.

* * *

Родному языку не чуждые гармонии
творю по мере сил и разумения,
ищу земли и неба понимания.
Неяркое пятно на общем фоне я,
владычествуют надо мной сомнения,
а отличает качество старания.

* * *

Языка усердная штудия —
мое основное занятие;
скребу по родным сусекам,
играю словами трудными,
чтобы читатель понятливый
делался человеком.

* * *

Вторая родина мне улыбнулась краше первой
(хоть жаловаться на судьбу мне не пристало),
во глубине лесов объяла покрывалом,
не обозримым по своим размерам;
и посреди тайги, под кронами сосновыми
я вьюги и пурги овладевал основами.

* * *

В прошлом не находится опоры.
Старый друг вперед не повезет.
Преступая юность, наступает зрелость.
Но
вечерами задвигаю шторы,
не стремлюсь в неведомый поход
и пою, что в молодости пелось.

* * *

Добрые мои учителя
обучали меня, в сущности, зря:

все, что я в жизни постиг,
приходило помимо них.

Злые же мои учителя
изводили меня тоже зазря:

все, чего я в жизни достиг,
пришло, несмотря на них.

И теперь, на своих двоих,
я не помню ни тех, ни других.

* * *

Подлежащее и сказуемое,
не подвластны уму моему они,
отзываются в теле трепетом;

и к наречию с деепричастием
ей же Богу, совсем не причастен я
грамматически детским лепетом.

Я пишу стихи по наитию
своему сообразно развитию,
озабочен своими мыслями,

чтобы были они не случайными,
чтобы ясно они прозвучали бы,
и мозги бы мои почистили.

* * *

Мои юношеские опыты
звучали совсем не шепотом —
скорее, орлиным клекотом.

Годы скромности мне прибавили:
неудачи слагали штабелем,
самомнению не потрафили.

И пою теперь тихим голосом,
не вершины ценю, а полости,
и спокойствие паче гордости.

* * *