Ей вспомнились образы из детства. Властная мать, не упускавшая случая ее пристыдить и на каждом шагу попрекавшая ее любимых братьев… Отец-мямля, дрожавший как осиновый лист в присутствии жены, всегда избегавший малейших конфликтов и во всем потакавший королеве-матери. Отец, трусливый, как…
Болезненные воспоминания сменились чувством вины перед Джонатаном. В глубине души Люси понимала, что ставит ему в вину все, что напоминало в нем ее собственного отца. Неизменно осыпая мужа упреками, она унижала его и подавляла, поскольку ей казалось, что он постепенно превращается в копию ее отца. Таким образом, все вернулось на круги своя. Сама того не замечая, она воссоздала в своей семье то, что ненавидела больше всего на свете, – отношения, сложившиеся между ее родителями.
Надо было разорвать этот порочный круг. И теперь она упрекала себя в том, что незаслуженно обижала мужа. Следовало все исправить.
Кругами Люси спускалась все ниже. Осознав свою вину, она избавилась от страха в душе и гнетущих болей в теле. В какой-то момент она чуть не налетела на дверь. Обычную дверь, испещренную надписями, которые она, впрочем, не стала читать. А вот и ручка – дверь отворилась без малейшего скрипа.
За дверью лестница продолжалась. Разница состояла лишь в том, что в каменных ступенях теперь проглядывали железистые прожилки. Размытые водой, вероятно, из подземной реки, они казались рыжевато-красными.
Люси подумала, она подошла к некоему новому рубежу. И тут фонарь высветил пятна крови у нее под ногами. Это, наверное, была кровь Уарзазата. Стало быть, храбрый песик добрался сюда… Все стены здесь были чем-то забрызганы, но определить, что это – кровь или ржавчина – было трудно.
Внезапно Люси услышала шум. Постукивание. Как будто ей навстречу шли какие-то живые существа. Поступь была неровная – казалось, существа эти робели, не смея приблизиться к ней. Люси остановилась и стала шарить в темноте лучом фонарика. Разглядев же источник шума, она истошно закричала. Но там, где она находилась, ее никто бы не услышал.
Утро наступает для всех существ на Земле. Они спускаются все ниже. Тридцать шестой нижний ярус. Номер 103 683 хорошо знает эти места, он думает, что отсюда можно выбраться без опаски. Вояки с запахом камня не смогли за ними угнаться.
Они пробираются в низкие галереи, совершенно пустынные. Тут и там, слева и справа, виднеются щели – старые зернохранилища, заброшенные по меньшей мере десять зимних спячек назад. Почва здесь осклизлая. Должно быть, от сырости. Эта зона считается вредной – она снискала себе дурную славу, как и некоторые другие места в Бел-о-Кане.
Кругом царит смрад.
Самец с самкой встревожены. Они чуют недоброе, как будто за ними следят чьи-то усики. Здесь, наверное, полно всяких паразитов и бродяг.
Широко раздвинув челюсти, они продвигаются в глубь мрачных залов и туннелей. Вдруг они слышат пронзительный скрежет и вздрагивают.
По заверению солдата, это сверчки. Это их брачная песня. Самец с самкой немного успокаиваются. Что бы там ни было, сверчки вряд ли посмеют затевать стычку с воинами-федератами, тем более в Городе!
Зато 103 683-й ничему не удивляется. Ведь не случайно изречение последней Матери гласит: «
Слышатся и другие шумы. Как будто кто-то копает, причем быстро-быстро. Неужто вояки со странным запахом обнаружили их? Нет… Прямо перед ними возникают две лапищи. У них острые края, как у скребков. Лапищи сгребают землю и отталкивают ее назад, пропихивая вперед огромную черную тушу.
Только бы не крот!
Все трое замирают, широко раскрыв челюсти.
Это крот.
Песчаный вихрь. Черный шерстяной ком, ощерившийся белыми когтями. Зверь словно плывет между слоями осадочных пород, как лягушка в озере. Троицу накрывает слипшимися лепешками глины. Но они еще счастливо отделываются, поскольку никто из них не пострадал. Между тем чудище удаляется прочь. Крот рыщет в поисках червей. Он с большим удовольствием перекусывает им нервные узлы, обездвиживая, а после перетаскивает добычу, еще живую, к себе в нору.
Трое муравьев соскребают с себя грязь и, тщательно очистившись, снова пускаются в путь.
Они попадают в очень узкий и довольно высокий проход. Солдат-провожатый подает предостерегающий пахучий сигнал, указывая на потолок. Он сплошь облеплен красными клопами в черную крапинку. Проклятые красноклопы!
На спинах у этих насекомых длиной в три головы (девять миллиметров) рисунок, напоминающий злобные глазки. Питаются они главным образом отсыревшей мертвечиной, но иногда поедают насекомых живьем.
Один красноклоп тут же кидается на троицу. Но не успевает он приземлиться, как 103 683-й, прижав брюшко к груди, выпускает в него кислотную струю. Красноклоп падает – теперь это поджаренный желеобразный комочек.